Эйдолон

– Ты ничего не знаешь, – выплюнула она и отступила назад.

Он перестал улыбаться, но продолжил настаивать.

– Я был бы польщен.

Она взглянула на Бришена. Тот лишь наблюдал за ней сияющим голубым глазом.

– Отлично, – прорычала она, и Ильдико тихо всхлипнула от яростной муки в ее голосе. Воительница схватила рукоять меча рукой в перчатке и направила острие на торс Серовека. Ее губы изогнулись, обнажив заостренные клыки. Она опалила его горячим взглядом, который мог бы воспламенить на месте.

– Ты наказываешь меня, проявив доброту, – сказала она. – Чего ты хочешь, человек?

Серовек зажал кончик лезвия между большим и указательным пальцами, указывая на незащищенное место, где шнуровка создавала зазор в броне.

– Всего, ша-Анхусет, – ответил он со слабой улыбкой, сверля ее пристальным взглядом. Он слегка надавил, и кончик лезвия вошел в кольчугу.

– Вот. Моя уязвимость.

Она фыркнула.

– Что-то я сомневаюсь, хотя не думаю, что отрубание головы или кастрация сделает тебя призрачным королем.

Ильдико рассмеялась бы, не находись они в столь ужасном положении.

На губах Серовека заиграла озорная ухмылка.

– Когда я вернусь, ты разделишь со мной ложе, воительница, и будешь несказанно рада, что не кастрировала меня.

Анхусет зарычала и протаранила мечом броню, плоть и мышцы и только боги знают, какие внутренние органы. Серовек взревел и инстинктивно ударил нападавшую кулаком. Она увернулась от удара и выдернула меч. Маркграф едва не рухнул на землю, замерев, когда каи обняла его.

Его колени подогнулись, и он обмяк в ее объятиях. Если бы Анхусет была человеком, то свалилась бы с ним на снег под его тяжестью. Однако каи лишь пошатнулась под внушительным весом, слегка присев.

Кровь хлынула изо рта беладина, окрасив подбородок.

Серовек схватил Анхусет за руки.

– Помоги мне встать, – потребовал он между влажными, хриплыми вдохами.

Анхусет поставила Серовека на ноги, и кровь просочилась на ее одежду, когда она прижалась к нему.

Мегиддо вышел вперед, намереваясь помочь, но Анхусет злобно оскалилась.

– Не подходи.

Монах поднял руки и отступил. Анхусет с Серовеком, пошатываясь и спотыкаясь, направились туда, где лежало тело Бришена из плоти и крови, дышащее, но безмолвное. Глаза Серовека закатились, и он упал на Анхусет.

Она охнула, но не сдвинулась с места и опустила обмякшее тело на землю рядом с Бришеном. Когтистая рука запорхала над его лицом, не касаясь.

– Я никогда не прощу тебя за это, – прошептала она, прежде чем встать.

На этот раз Эльсод не пришлось вмешиваться. Анхусет подняла забытый меч, положила его рядом с владельцем и стала ждать.

Как и Бришена, тело Серовека истекло кровью, напоив колдовскую землю Тора. Черные линии паутиной пересекли его лицо и шею. За чем последовал ослепляющий свет, вырвавший душу из тела.

Когда все закончилось, призрак Серовека поднял свой меч и низко поклонился Анхусет. Его глаза переменились с голубого ледяного на неземную лазурь. Бришен положил руку на материальное тело Серовека и залечил смертоносную рану.

Два преображенных короля повернулись к трем мужчинам, ожидавшим столь же ужасной участи. Ильдико отвернулась, не желая смотреть на такое жестокое насилие. Мучительные вздохи и сдавленные крики будут преследовать ее в кошмарах долгие годы. Она прижала ладонь ко рту, чтобы сдержать собственные крики.

К тому времени, как ритуал был завершен и все короли преобразились, Ильдико будто вся онемела внутри. Она даже не вздрогнула, когда призраки опустили кончики своих мечей в чаши с кровью и волосами. Содержимое задымилось, источая вонь горелых волосяных волокон. Призрачные завитки закружились и собрались вместе, соединяясь со светом, пульсирующим от мечей. Они слились, подобно тому, что свет проделал с телом каждого короля, становясь плотнее, больше и темнее, пока пять лошадей – вухани – не предстали, фыркая и роя копытами землю. Духовные копии, они смотрели на своих хозяев белыми глазами без зрачков и радужки.

– Все кончено? – спросила Ильдико.

– Пока нет, но мы не можем больше здесь оставаться, – сказала Эльсод. Она обратилась к королям: – Как и вы, вухани не устают, не испытывают жажды и голода, не истекают кровью. Однако они лишь средство передвижения, копия ваших лошадей. Когда они вам больше не понадобятся, то просто исчезнут.

– Что будет с нашими телами?

Эйдолон Ондраша указал на пять неподвижных тел, одновременно живых и мертвых. Без душ, осознания или эмоций. Не более чем дышащая оболочка с сердцебиением. Ильдико обхватила себя руками и стиснула зубы, борясь с подступающими слезами.

– Они останутся здесь, – сказал Бришен. – Магия Тора и моя защитят их, пока мы не вернемся.

Один из людей Гайриса нахмурился и разразился решительными протестами, понятными только его товарищам.

– Он говорит, что они отказываются оставлять наши тела на съедение воронам и волкам, – перевел Гайрис.

– Тогда они погибнут. – Эльсод кивнула на Бришена. – Хаскем призовет мертвых. Обозленных, мстительных мертвецов. Они так же быстро набросятся на ваших людей, как и на галлу. Все, кого не коснулся королевский меч, должны покинуть это место. Немедля.