Эйфелева Башня. Гюстав Эйфель и Томас Эдисон на всемирной выставке в Париже

В воскресенье, на следующий день после блестящего вступительного выступления Буффало Билла, счастливые толпы все еще поднимались по лестницам Эйфелевой башни в рекордном количестве. Кратковременные полуденные шквалы дождя сменились идиллической майской погодой, три из четырех закусочных на первой платформе теперь были открыты и кишели посетителями, а стайки студентов, солдат и военных офицеров, проходящих обучение, беззаботно прогуливались. Далеко внизу, на бульварах, знаменитые каштаны города были в полном розовом цвету. На верхних этажах башни люди все еще работали над незаконченными деталями.

Фактически вскоре после этого, в пятницу 24 мая, работник Эйфелевой башни Анджело Скальотти скончался. Нет никаких записей о том, что именно с ним случилось, но в тот день он стал третьим погибшим при строительстве Эйфелевой башни. У него остались жена и трое детей в возрасте до пяти лет. Его вдове, которая сказала, что хотела бы вернуться в Италию, на эти цели было выделено пятьсот франков, потом поступила еще выплата в размере четырех тысяч франков, когда она согласилась не подавать никаких судебных исков.

Расстроенный Гюстав Эйфель тем временем все еще боролся с неподатливыми лифтами. В воскресенье 26 мая шестеренчатый железнодорожный лифт Ру на восточном участке наконец-то начал работать в штатном режиме. Эйфель был так взбешен задержкой открытия, что подал на фирму в суд за то, что она пропустила крайний срок 15 февраля. Ру издавал ужасный шум, поднимаясь и спускаясь, но для тех, кто не хотел подниматься по 347 ступенькам на первый этаж, это была цивилизованная, современная альтернатива. Гидравлические механизмы лифта были смазаны смесью свиного или бычьего жира, смешанного с коноплей.

Отношения Эйфеля и Отиса оставались крайне напряженными. Утром в среду 29 мая, через три дня после того, как лифты Ру были полностью запущены в эксплуатацию (и целых две недели после того, как башня наконец открылась для публики), мистер Браун из лифтовой компании Отис прибыл в башню. Он снова проделал весь путь из Нью-Йорка, на этот раз для того, чтобы присутствовать, когда его фирма продемонстрировала комитету ярмарки и Густаву Эйфелю раз и навсегда, что лифты его компании полностью безопасны, поскольку только тогда Отис сможет, наконец, запустить свои машины в запоздалое обслуживание. Парижский корреспондент лондонской газеты «Таймс» Анри де Бловиц услышал слухи об испытательном запуске и поспешил найти рабочих, заполняющих отсеки двухэтажного лифта Отис тремя тысячами килограммов свинца, чтобы имитировать полную загрузку людей. Затем работники Отис закрепили лифты обычными толстыми тросами, полностью удалив обычные подвесные стальные тросы.

«Что нужно было сделать, – объяснил репортер, – так это перерезать канаты и позволить лифту упасть, чтобы убедиться, что если стальные тросы оборвутся, тормоз будет работать должным образом и поддерживать лифт».

На важнейшем судебном процессе присутствовали тридцать человек, и на каждом лице было ясно написано беспокойство.

Через пару часов два плотника, вооруженных большими топорами, поднялись к лифту и были готовы перерезать канатные кабели по сигналу, который должен был дать мистер Браун.

Как все присутствующие понимали, если лифт Отис рухнет на землю, он будет разрушен, и у орд посетителей ярмарки не будет возможности (в обозримом будущем) добраться до второй платформы – кроме как пешком. Это, в свою очередь, значительно уменьшило бы число посетителей, которые поднялись бы на последнем лифте наверх. Финансовые последствия для Эйфеля будут серьезными. Удар по репутации французов и американцев был бы также серьезным. И враги республики, несомненно, закричали бы, если бы башня, символизирующая все современное, не предлагала легких способов достичь ее вершины. Когда наступил момент истины, Эйфель повернулся к мистеру Брауну и спросил: «Вы встревожены?»

Мистер Браун, не испытывая никакой симпатии к своему галльскому клиенту, холодно ответил: «Могут произойти только две вещи». Затем он крикнул плотникам наверху: «Раз, два, три!»

С этими словами топоры взмахнули, и веревка была перерезана одним ударом.

Все ахнули, когда огромная пятнадцатитонная машина Отиса начала падать. Но затем лифт начал двигаться медленнее, он на мгновение покачнулся слева направо, нажал на тормоз и остановился. Тридцать присутствующих зрителей безумно аплодировали: предохранитель тормоза лифта Отиса остановил его в 10 метрах над землей. Как Отис и обещал: «Все в порядке, джентльмены».

Позже, когда Эйфель и Браун осмотрели машину,

«ни одно стекло в лифте не было разбито или треснуто».