Эйфория

– Я практически вырос в этом театре, – ответил Бенедикт, не сбавляя темпа, – в детстве родители брали меня на спектакли, но опера и балет мало интересовали меня, так что, пока они наслаждались музыкой, я сбегал из ложи и принимался бродить здесь. Думаю, при желании я мог бы обойти эти коридоры с закрытыми глазами, – улыбнувшись, закончил он.

Гарриет кивнула.

– Вам повезло с родителями.

– Полагаю, не меньше, чем вам, – дипломатично ответил Бенедикт.

– В общем, да, – легко согласилась Гарриет, обходя стоящую посреди прохода вешалку с костюмами, – просто не всегда получается об этом помнить.

– До двадцати лет я писал записки и расклеивал по всему дому, – рассмеялся Бенедикт, – а потом привык.

Они прошли еще несколько поворотов, а затем оказались в узком коридоре, который заканчивался высокой застекленной дверью. Толкнув ее, Бенедикт пропустил Гарриет вперед, и она вышла навстречу прохладному весеннему ветру. Сумерки, серовато-синие и прозрачные, обступили их со всех сторон, и они на мгновение замерли в мягком свете вечерних огней.

Только сейчас, посмотрев на ее обнаженные плечи, Бенедикт вспомнил, что они так и не заглянули в гардероб. Сделав себе мысленную заметку вернуться завтра за оставленной там курткой, он снял пиджак и укрыл им Гарриет. Ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне стоящего недалеко фонаря, и Бенедикт ненадолго отвлекся на лимонные искры, запутавшиеся в ее волосах.

Гарриет сомкнула полы пиджака на груди и, развернувшись, принялась оглядываться по сторонам.

– Я подвезу вас, – спохватился Бенедикт.

Она обернулась к нему и, покачав головой, ответила:

– Я, пожалуй, пройдусь пешком.

Бенедикт кивнул. У него было странное чувство, которое он никак не мог ухватить, чтобы если не дать ему название, то хотя бы рассмотреть поближе. Это была Гарриет, которую он знал настолько хорошо, насколько он мог знать любую из своих клиенток. С которыми, кстати, он крайне редко встречался больше одного раза, что было несомненным плюсом для обеих сторон. И в то же время, это была Гарриет, которую он не знал совершенно, девушка, которой полгода назад просто не существовало, или же она существовала так глубоко, что догадаться о ее присутствии мог только тот, кто, подобно искателю источников в пустыне, умеет слышать шепот подземных вод. Он улыбнулся. Это была Гарриет. И этого было достаточно.

Без слов он протянул ей руку, и она приняла ее, а несколько минут спустя они шли по улице, болтая о всяких глупостях и обмениваясь впечатлениями о прошедшем вечере.

– … но если ты не любишь «Иоланту», – Гарриет остановилась и сняла туфлю, вытряхивая из нее попавший внутрь камешек, – то зачем согласился прийти на спектакль?

– Моя мать шантажировала меня. Она всегда это делает, – с непроницаемым выражением лица ответил Бенедикт.

– Она знает твои постыдные тайны? – серьезно спросила Гарриет.

– О да, – заверил ее Бенедикт. – По крайней мере, одну.

Гарриет смотрела выжидательно.

– Чайковский – единственный композитор, в чьем творчестве я совершенно не разбираюсь, – развел руками Бенедикт. – Я не могу допустить, чтобы это стало достоянием общественности.

– Понимаю, – кивнула Гарриет. – У тебя не было выбора. С другой стороны, – она задумалась, – ты мог совершить каминг-аут. Лучше всего – прямо в театре, там обстановка располагает.

Он расхохотался. Говорить с ней было все равно что лететь вверх или вниз с американских горок. Чистое упоение. Почти такое же, как… Впрочем, Бенедикт был не из тех, кто обманывает себя, в особенности, в таких вещах: больше всего ему хотелось сейчас отвезти ее к себе домой и оттрахать сильно, уверенно и с удовольствием.

Сделав короткое движение ресницами, он сморгнул непрошеную мысль, весело улыбнувшись ей на прощание, и, подняв голову, обнаружил, что Гарриет смотрит прямо на него. Он замер и чуть прищурился. Бенедикт мог путать степени родства или забывать имена, но сомневаться в своем умении распознавать такие взгляды у него объективно не было причин. По-прежнему не отрывая взора от нее, он подумал минуту, а затем шагнул на мостовую и поднял руку, подзывая такси.

В холле его дома было темно, и они прошли его, держась друг за друга, чтобы не упасть, оставив без внимания лифт и поднявшись по лестнице на пятый этаж. Порывшись в карманах, Бенедикт достал связку ключей и открыл, пропуская Гарриет вперед. Молча он зажег свет в прихожей и, тихо защелкнув за собой дверь, обернулся к Гарриет и успел сделать всего одно движение ей навстречу.