Бенедикт дает ей возможность выждать несколько минут, после чего просит помочь ему освободиться от брюк и проделать ту же процедуру с его бельем. Оставшись в одной рубашке и пиджаке, он одной рукой стаскивает с себя галстук и медленно проводит по ее телу от шеи до щиколоток шелковой тканью, прежде чем отбросить его в сторону, в кучу лежащей на полу остальной одежды. Она все так же неподвижна, но острые вершины сосков выдают волнение, безжалостно запечатанное в глубине глаз.
Когда он, как и девушка, оказывается полностью обнаженным, Бенедикт, все еще удерживающий одну ее руку в своей, ложится на кровать и тянет ее на себя. Теперь она, а не он, сверху, и ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, легко ласкают его грудь.
Ее взгляд в одну секунду вспыхивает одновременно ужасом, сомнением, яростью и желанием, Хэрри делает движение, чтобы отпрянуть, но Бенедикт оказывается быстрее, и спустя мгновение она сидит на нем, крепко удерживаемая его руками и не способная шелохнуться. На ее лице, как и раньше, не отражается никаких эмоций, только тело бьет мелкая дрожь, а щеки горят, будто их обожгли ударами. Теперь она не сводит с него глаз, и если бы в них могла быть мольба, то, должно быть, перед таким напором невозможно было бы устоять, мимоходом думает Бенедикт. Очень медленно он протягивает одну руку и, зарывшись пальцами в ее густую гриву, притягивает ее к себе. Рыдания, которые следуют за этим простым жестом, оказываются столь сильными, что ему приходится сменить положение, чтобы обхватить ее с двух сторон. Прижав девушку к себе, Бенедикт держит ее, пока ее тело продолжает конвульсивно содрогаться, и отпускает лишь тогда, когда она останавливается и слезы иссякают. Поймав усталый и благодарный взгляд ее темных глаз, он улыбается и, проведя пальцами по вискам, задает всего один вопрос:
– Ты хочешь?..
Ответа не требуется. Ее тело раскрывается, как цветок, оно не просит, а побуждает, и Бенедикт с удовольствием подчиняется его приказу. Когда он проникает в нее, она стонет так громко, что мгновение ему кажется, что он причинил ей боль, но эта мысль улетучивается, как только Хэрри открывает глаза и с оттенком прежней жесткости предлагает «оставить чертовы церемонии», и Бенедикт, расхохотавшись, откидывает голову назад и позволяет своему телу вести его туда, куда ему хочется, не думая и не планируя наперед. Оргазм сметает остатки разума, и она снова дрожит, как недавно в приступе слез, и стонет, и ищет его поддержки. Бенедикт опускает голову и нежно прикусывает один из ее сосков, и когда ее наслаждение оказывается выплеснутым без остатка, резко переворачивается на спину и, не выходя из нее, кончает, глядя, как снова вспыхивают изумлением ее глаза. Еще несколько минут они лежат так, и руки Бенедикта поглаживают ее по спине. Кажется, она снова плачет, а, может быть, ее заставляют вдрагивать отголоски недавнего удовольствия. Бенедикт шепчет какие-то успокаивающие слова и успевает подумать, что она абсолютно некрасива. И это невероятно хорошо.
Глава 6
Пауэр-аккорд
О том, что Лесли Пауэр неравнодушна к Тони Брокстону, Бенедикт знал давно. Они не садились рядом в кафетерии, не препирались на занятиях и не целовались в укромных уголках. Но иногда во время лекций и чаще – на семинарах и практике – Бенедикт замечал, как на лице Лесли возникает неуловимое выражение напряженного внимания, стоило Тони встать со своего места и начать, по обыкновению, разглагольствовать о мировых проблемах. Честно говоря, первое время он ей отчаянно завидовал: слушать излияния Тони и не испытывать при этом острого желания сбежать куда подальше или, как минимум, хорошенько огреть его учебником по голове – это был почти дар свыше.
Хотя как посмотреть.