Эйфория (СИ)

Первой его реакцией было найти в кармане очки. В его голове крутился список физических эффектов, хотя он был и не в курсе этого: учащённое сердцебиение, испарина на лбу, ухудшение видения… У него было впечатление, будто он бормочет что-то бессмысленно себе под нос.

О чём он думал? Джейден знал не лучше возможного случайного встречного: обездоленного и слоняющегося по улице.

Ему пришлось потрудиться, чтобы просто надеть очки. Его пальцы были сделаны из масла: скользкие, гнущиеся не в тех направлениях, словно принадлежали неуклюжему ребёнку. Казалось, жидкость сочилась из самых его пор. Надеть перчатку было даже сложнее: настолько, насколько сложно наливать непослушную смолу в форму.

Вновь пробуждение. Линзы были на месте. Он открыл свои полные благоговейного страха глаза, и всё то снова было там: шафрановое и льняное.

Боже, я скучал по тебе. Пожалуйста, больше никогда не покидай меня.

Он запрокинул голову назад, просто чтобы вспомнить все особенности, все маленькие замысловатости, что забыл. Хрустящие листья и запах затухающей жизни. Как бы там ни было, его уже тошнило от вида своей квартиры.

Почему я забыл о тебе?

Он подумал, что прошёл всего лишь день или около того, но это было слишком долго. Словно блудный сын, он возвращался к своим корням, месту своего покоя, истинному дому. Пожелтевшие деревья сгибались над ним, приглашая его в свои объятия. Он стоял неподвижно, а вокруг него разворачивался осенний лес, простираясь на большое расстояние, пока не ослабевал до неясного месива пейзажа и гомона птиц, пока он более не мог ни воспринять, ни придумать. Он не знал, что именно.

Но что-то было не так, как раньше. Его сфабрикованный дом по-прежнему был красив, но это великолепие было не таким, каким он его помнил. Это была омерзительно опасная красота: слишком яркая, слишком безупречная, высмеивающая его мрак. Под солнечными лучами его заиндевевшая кожа оттаивала и зудела там, где они её касались. Смертоносные ветви стали хлестать воздух, листья породили анархию, словно ураган раздирал его единственное убежище.

Всё не так. Всё меняется. Всё меняется, всё ложь. Как мне оставаться на плаву?

Он отшвырнул очки, и они упали на землю, покрытую ковром из листьев. Мрачный лес не исчез, грубо посягая на его рассудок. Никогда прежде он не покидал его так легко, как сейчас.

Норман фыркнул, а затем поднёс руку к носу. Пальцы стали тёплыми и красными. Он начал дышать урывками, тщетно водя рукой под носом, пока не вымазал всю её кровью, и пытаясь сориентироваться в настырном кошмаре.

Мне просто нужно больше воздуха. Если у меня будет воздух, он уйдёт.

Он качнулся к дереву, которое могло быть дверным проходом. Теперь ладони были его проводниками, осязая стены, пока его налитые кровью глаза видели только сепию и мерцание – везде, повсюду, – столь же бесполезные, как и глаза слепца.

Некоторое время прошло в суматохе. Когда мираж развеялся, а его голова встала на своё место, Норман Джейден обнаружил себя в маленькой уборной, цепляясь а раковину, как утопающий за соломинку. Туалетное зеркало отражало создание в запекшейся крови и силящееся вдохнуть. Он заметил одинокую, унизительную слезу, засыхающую сбоку на его лице.

Молодой человек ополоснул губы и нос, разбрызгивая ледяную воду на пол и настенную плитку в своём неистовстве. Капли обильно оседали на зеркале, искажая его образ. Пока он вымывал металлический привкуса изо рта, тёмно-бордовые нити марали кристальную чистоту воды в раковине.

Затем он замер на мгновение, чтобы сощурившись посмотреть на своего деформированного двойника.

Единственная мысль осталась в наступившей после бури тишине: «Я должен найти их. Я должен найти людей, принесших сумрак в мою жизнь».

Через пятнадцать минут он сидел в своей машине, третий раз за день. Возможно, Нормана принимали за сумасшедшего, в руки которого каким-то образом попало рабочее транспортное средство: налёт малинового остался в его глазах, тело с некоторыми интервалами вздрагивало, а волосы всё ещё были влажными и кое-где прилипли к лицу. Его заряженный пистолет лежал на сидении рядом с ним, словно обещание.

Так исполнительные помощники директора Хайд и Уэллс уже некоторое время планируют этот милый пикничок, а? И Бог знает, сколько ещё должностных лиц. Срань Господня, грёбаные проклятые лицемеры. Кто даёт им право поганить человеческие жизни? Что, чёрт подери, случилось с Верностью, Смелостью, Честностью*, а? Я должен… Я обязан… Чего они заслуживают? Гореть в грёбаном адском пламени — вот чего.

Он не знал, где жили Хайд или Уэллс, но в округе Колумбия большинство из крупных, величавых домов было расположено на Кэлорама Хайтс. Это был жилой район для больших шишек, бизнесменов и сенаторов. Туда то он и направился на головокружительной скорости.