Эйфория (СИ)

В какой-то момент он стал осознавать, что пока его разум был сосредоточен лишь на партнёрше, молчание удушило землю, а ветер стих. Ему было не по себе. Сомнения закрались в его сознание, расщепляя безупречность волшебной сказки. Было слишком много тепла, слишком много жидкости, струившейся на нижнюю часть его торса: слишком, чересчур много. Лихорадочно он оттолкнул её от себя, а затем увидел это — сочащееся алое пятно, растопырившееся в области её желудка.

Он попытался закричать, но не сумел.

Липкая жидкость промочила его собственную одежду. В центре её платья она без труда проступала сквозь мягкую, желтую ткань, подобно макам, захватывающим территорию подсолнухов.

Истерия быстро завладела им. Он прижал руки к истекающей области на её животе, но лишь запятнал свои ладони. Тревожно-красный начал тонкой струйкой течь на траву у их ног. Оторвав кусок своей рубашки, он приложил и его тоже к окровавленному отверстию, но жидкость по-прежнему лилась из него, пока всё, что он видел, не покрылось глазурью цвета засохшей крови. Все цвета исчезли, расплавившись в рубиновый. Небо было багряным, а на нём, пылая, висела огромная, бордовая сфера, как широко открытый, кричащий рот.

Единственным действием, о котором он сейчас смог подумать, было посмотреть на её лицо. Хотя и было окрашено в цвета всепожирающего пожара, оно по-прежнему оставалось бесспорно очаровательным, глаза по-прежнему блестели.

Она смеялась. Широкая улыбка разрезала её лицо, а резкое, высокое хихиканье плыло над безжизненной землёй. Она истекала кровью насмерть, её тело окрашивало целый мир в красный, а она смеялась.

Норман вздрогнул, проснувшись.

Молодой человек был скользким от пота, а в его квартире было так светло. Он сел прямо, прижимая ладони к глазам, не в состоянии выносить всё внезапное освещение, обжигающее его роговицы.

Джейден поморщился и открыл один глаз; моргнув, закрыл его снова, застонал и позволил своей голове упасть обратно на подушки. Всё наводнением нахлынуло на него.

Прошлая ночь была плохой ночью. Он каким-то образом добрался до дома невредимым, сумел не разбить автомобиль, когда его занесло на неровности во время торможения, и практически дополз до квартиры: каждый его дюйм промок, болел и был истощён. По большей части это было смутным снимком, чем одним длинным, непрерывным фильмом из воспоминаний, но он знал, что пил непростительно много и использовал как минимум половину пузырька триптокаина. Ему казалось, будто внутри его черепа практиковалась расстрельная команда.

Вопреки всему этому, он по-прежнему был здесь в целости и сохранности. Может быть, его метаболизм свыкся с большими дозами наркотиков, штурмующими его организм?

Нет. Господи, это глупо.

Он знал очень хорошо, насколько фатальным может быть одновременное потребление лекарств и алкоголя.

Охренеть какое чудо, что я не убил себя.

Случайно Норман снова открыл глаза, обнаруживая, что на этот раз он мог выдержать уровень освещения. Он увидел кучу влажной одежды, разбросанной по полу. С кровати хорошо обозревалась вся жилая комната, и он мог сказать, что в ней царил абсолютный беспорядок. Из ванной комнаты до него донёсся смрад рвоты. Где-то неритмично капал кран и вконец раздражал его чувствительный мозг.

С противоположной стороны окон его квартиры прыскал лёгкий душ утреннего дождя – слишком лёгкий, чтобы обязать надевать дождевик, но как раз достаточно сильный, чтобы действовать на нервы, – приводя в упадочное настроение Вашингтон. Небо было застлано непробиваемым пластом из сланцево-серых облачных формирований. Выглядело это так, будто вчера пронёсся ураган, оставив за собой прощальную подпись из наводящего уныние тумана и странного, отчётливого пессимизма.

Но текущий климат был меньшим из его беспокойств: ему снились кошмары.

В его голове не было никаких сомнений относительно личности женщины из его сна. Когда закрыл глаза, он по-прежнему мог вообразить её ужасно радостное лицо на чёрно-красном холсте своих век.

Мелисса.

Он не хотел задумываться о значении её жуткого проявления в его подсознании. Думать – даже вспоминать – об открытии, побудившем его к идиотскому фиаско прошлой ночью, желания у него также никакого не было. Вместо этого он, качнув ногами, слез с кровати и неуклюже встал ступнями на пол, позволяя своей мигрени успешно искоренить все вразумительные мысли из его существа.

Проходя через комнату, он наткнулся на некоторые предметы, которые помогли заполнить пробелы в случившемся прошлой ночью. Пара ботинок была глупо втиснута в дверной проём. Многочисленные бутылки из под спиртного были расставлены на кофейном столике, словно пьяные подозреваемые на опознании в полицейском участке, и портативный DVD-плеер, грубо впихнутый с одной стороны. Каким-то образом была опрокинута лампа, несколько книг было сброшено с их полок: на квартире лежал отпечаток неразберихи, устроенной лунатиком.

Его язык был вялым, челюсть — шершавой от щетины. Мужчина направился прямиком в кухню и налил себя кружку воды, которую опустошил одним глотком, разбрызгивая её содержимое.