Эйнемида II. Право слабого.

– Победа! – безумно радостный клич пронёсся по изрядно поредевшему строю царского войска. Суровые бородатые воины плакали, не стесняясь своих слёз. Энекл их понимал: он и сам не верил, что сегодня останется в живых.

Лохаг снял шлем, на душной жаре превратившийся в нечто вроде печки, и проорал благодарность своим обезумевшим от счастья людям. Победа! Война ещё не закончена, но сегодня они живы, и они победили. Этот день их. Его, Энекла, день.

Словно назло мыслям Энекла, со стороны шатра Тасимелеха послышалась победная музыка и загремели славословия. Лизоблюды славят победителя, вообще не принявшего участие в битве, и можно не сомневаться, что завтра беспорядочная кровавая свалка в вонючей грязи превратится в блистательную битву, спланированную мудрым стратегом. День может и их, но победа будет принадлежать Тасимелеху. Что бы кто ни думал на этот счёт.

Энекл зло сплюнул и отправился раздавать необходимые указания.

***

Рассеивая факелом туманную вечернюю тьму, Энекл решительно шёл к шатру Тасимелеха. Нет, не затем, чтобы убить – это ещё будет сделано, но не сегодня. Лохаг последними словами клял себя за устроенные беспорядки, едва не погубившие войско, и зарёкся иметь дело с Тасимелехом до конца похода. Благо и без того забот хватало: устроить раненых, избавиться от тел, организовать охрану и патрули. В лагере придётся провести несколько дней, значит нужно сделать его более основательным, укрепить подходы, на случай если некромант сунется снова, выстроить заграждения, расставить рогатки. Эти и другие дела заняли весь последовавший за битвой день, а ближе к вечеру Энеклу сообщили, что вражеский посол прибыл на переговоры.

То, что Тасимелех не удосужился пригласить Энекла, не удивило, но сейчас на это было наплевать. В конце концов, от переговоров зависела судьба всего войска, а Энекл остался единственным из высших командиров. Тела Бадгу и неожиданно геройски павшего Итумала приняла в себя болотистая земля, столь непохожая на их солнечную и засушливую родину, Равхар же не приходил в сознание. Пасть укусившего его чудища, полная застрявших меж острых зубов полусгнивших остатков пищи, была всё равно что отравлена. Жрец Марузаха отнял гутийскому начальнику ногу, но боялся, что уже слишком поздно и заражение проникло в кровь. Ради павших и, тем более, ради тех, кому повезло выжить, Энекл намеревался принять участие в переговорах во что бы то ни стало.

Тохраб, командир, принявший гутов под начало вместо Равхара, встретился Энеклу на полпути до командирского шатра. Его заросшее чёрной бородой лицо расплывалось в довольной улыбке.

– Ты слышл, эйнем, – сказал он по-мидонийски, коверкая слова так, что Энекл его едва понимал. – Йдём, дъмой. У нас мир!

– Как мир? – удивился Энекл, про себя обругав всё на свете за то, что второй военачальник не знает того, что известно, похоже, уже везущим обозные телеги волам. – На каких условиях?

– Не знай точн, – Тохраб пожал плечами. – Вродь Тахал наш, а они чот ужо взъали, та ихне.

– Как ихнее? Мы же победили! Здесь мидонийская земля!

– А не побок нам? – рассмеялся гут. – Ты не мидон, и я не мидон. Плъвать я хотил, где там ихна зъмла.

– М-да… – Энекл коротко кивнул Тохрабу и прибавил шаг.

При виде вышедшего из шатра человека Энекл оторопело замер. Роскошная чёрная мантия с синей оторочкой, длинный посох, почти такой же, как расколотый копьём Энекла, синий тюрбан, украшенный большим чёрным агатом в золотой оправе, а под тюрбаном лицо, обрамлённое волнистыми чёрными волосами, безбородое и безусое, с миндалевидными чёрными глазами и длинным красиво очерченным ртом. Очень знакомое лицо.

– Ансар, – удивлённо выдохнул Энекл, чувствуя, что сходит с ума.

– Так звала меня мать, – изогнутые подобно мидонийскому луку бескровные губы тронула лёгкая усмешка. – На занбарском это значит «жеребёнок». Но чаще меня называют Мизаром. Я рад видеть тебя живым, лохаг Энекл.

– Ты... некромант!

– У нас предпочитают говорить «овладевший знанием». Постижение ушедших не единственное моё занятие, но да, можно сказать и так: я некромант.

Ответить было нечего: всё понятно и без слов. И постоянные вопросы о военных планах, и «безопасное» место для лагеря, выбранное любезным каннаарцем, и бесконечные, будто бы случайные, проволочки в пути. Энеклу казалось, что скрип его зубов слышен на стадий окрест.

– Я хотел бы попросить у тебя прощения, Энекл, – сказал некромант. – За Амфотера. Как у вас говорят? Да смилуются боги над его тенью? Я бы хотел этого избежать, но это война, а на войне убивают.

– Что?! – Энеклу показалось, что земля уходит у него из-под ног.

– Это я его убил, – твёрдо сказал Ансар... Нет, не было никакого Ансара, был некромант Мизар, владыка Халлуса, кошмар из детских сказок. – Ты зря напал на Тасимелеха, он ни в чём не виноват.