Эйнемида II. Право слабого.

Вслед за граззгами полезли двуногие болотные ящеры набатулы, каждый с десятком ти-ю на спине. Лучники-дикари накрыли застрельщиков Бадгу плотным градом отравленных игл и стрел, но и те в долгу не остались, то и дело кто-то из дикарей скатывался с гладкой спины чудовища. Гуты расправлялись с тварями не менее ловко, чем с предыдущими, запутывая столбообразные ноги длинными верёвками и добивая лежачих, но эти звери были ловчее граззгов, и немало бородачей с топорами пало от их острых зубов и могучих лап.

– Зиррак! – раздался чей-то истошный крик, и на ряды мидонян с высоких древесных крон бросились очередные порождения ночных кошмаров: то ли ящеры, то ли птицы, с перепончатыми крыльями, покрытыми редкими перьями, и длинными чешуйчатыми пастями, полными кинжально-острых зубов. По счастью, тварей было всего около десятка. Застрельщики, охотники из каннаарцев и лучники-наиритяне встретили летучих чудовищ стрелами и дротиками. Двоих сбили, но другие всё же вырвали бойцов из строя и утащили в лес.

Энекловы гоплиты наглухо завалили проходы в развалинах выломанными прямо из древних стен камнями, окончательно довершив ту работу, что за многие столетия не смогли сделать дожди и ветра. Диоклет, наверное, назвал бы это варварством, но Энеклу сейчас было не до загадок прошлого. Не давая своим людям отдохнуть после тяжкого труда, скорее приличного каменщику, чем воину, он выстроил их в боевой порядок и повёл на помощь мидонянам.

Появление гоплитов переломило ход битвы. При виде грозной стены щитов ополченцы взбодрились и ринулись в бой с новым рвением. Слаженно работая копьями и щитами, эйнемы отбрасывали дикарей, точно скала волны, а прорвавшихся великанов забрасывали дротиками застрельщики. Одно из таких чудищ бросилось на Энекла, размахивая огромной дубиной. Лохаг увернулся и ткнул копьём туда, где у мужчины обыкновенно располагается наиболее драгоценная часть тела. Оказалось, что мужское естество у этих тварей всё-таки имеется: с диким трубным рёвом, великан свалился наземь, хватаясь за промежность, точно забияка, получивший по фасолинам в кабацкой драке, и сразу дюжина воинов набросилась на поверженного, коля, рубя, забивая дубинами. Одного из пробегавших мимо каннаарцев Энекл поймал за длинную полу кафтана.

– Где Ансар?! – спросил он.

– Нет Ансара, – отмахнулся каннаарец, совершенно ошалевший от происходящего. – Зиррак утащил!

Энекл зло выругался.

У болота бой кипел своим чередом. Весь берег был завален изрубленными и утыканными дротиками тушами чудищ. Последнего набатула сразил сам гутийский военачальник Равхар, поднырнув между столбообразных ног и разрубив мягкое подбрюшье. Весь в чёрной крови, он спешно выскочил из-под чудовища, но ящер, подыхая, всё же сомкнул челюсти на бедре своего убийцы. Равхар свалился навзничь, и его воины разразились горестным стоном. Несколько гутов остались возле поверженного командира, прочие же, под началом Бадгу, бросились на помощь Энеклу.

Только теперь Энекл окончательно уверовал в победу. Плотный град дротиков обрушился на набегающих дикарей, гутийские топоры жадно врубались в плоть великанов, эйнемские копья сражали одного врага за другим и те начинали поддаваться. Угасал безумный зелёный блеск в глазах, движения становились неуверенными, сперва один, потом другой, а за ними сразу несколько ти-ю бросились бежать в направлении леса. Ещё немного нажать, и конец... И тут Энекл впервые увидел некроманта.

Стройная фигура в чёрной мантии и тёмно-синем тюрбане появилась на краю леса, точно сгустившись из воздуха. Тонкая рука в чёрной перчатке изящным, но сильным движением всадила в грязь эбеновый посох с сапфировым навершием, а дальше началось невообразимое.

Глаза дикарей снова вспыхнули огнём, на этот раз красным, и они ринулись в бой – без привычных криков и визгов, храня полное молчание, и это были совсем не те люди, с которыми царское войско сражалось только что. Казалось, кто-то выдернул из тел жалких дикарей их собственные души и вложил на освободившееся место чужие сознание и разум. Каждый из них, в мгновение ока, превратился в испытанного воина, мастера оружия, прошедшего сотни кровавых битв. Дубины с острыми камнями по краям, короткие копья с каменными наконечниками и прочие жалкие поделки стали опасными и гибельными в их руках. Стрелы и отравленные иглы, прежде летевшие беспорядочно, обрушивались на мидонийские ряды слаженными залпами. Опешившие и растерянные, царские воины падали один за другим, их строй начал подаваться назад.