Эйнемида II. Право слабого.

– Аосмэ, фийо локрой, Ээлион ликроним карой. Аосмэ, фийо локрой, Ээлион ликроним карой... – мерный речитатив и неритмичные позвякивания медных бубенцов, гулко отражаются от каменных стен, завораживая и путая мысли. Древние слова и древние стены, они помнят друг друга с тех самых времён, когда на месте шумной Сенхеи стояли с полсотни сложенных из грубо отёсанных камней и крытых соломой круглых домов, притулившихся к тёмно-коричневой громаде будущей Хлебной биржи. Племя сенхов радушно приняло эйнемов из рода Аркома и позволило им селиться на своей земле. Самые старые здания Сенхеи можно было узнать по круглой форме и серовато-белому камню стен, какой прежде добывали здесь в изобилии.

Три десятка мужчин обступили круглый бассейн с дождевой водой посреди обрамлённого серовато-белыми колоннами зала. Пятеро анфейцев, два десятка сенхейцев, опершийся на палку старик в чёрно-белом одеянии, а впереди, на истёртых ступенях, теряющихся под тёмно-синей водой, тот, ради кого все они собрались в родовом храме сены Эаклидов.

– Назвавшийся Хилоном, истинно ли желаешь стать сородичем Эаклидам? Добровольно ли твоё желание? – голос из-под синего в белых разводах балахона звучал строго, но лицо жреца улыбалось. Сенхейские служители Эйленоса недолюбливали жителей его города ничуть не меньше, чем остальные их сограждане. Посрамление эферского подпевалы доставило жрецу столь же огромное удовольствие, как и всем сенхейцам.

– Истинно и добровольно, – ответил Хилон. Несмотря на жаркую погоду, меж толстых каменных стен царила прохлада погреба. Неровный булыжник пола холодил босые ноги.

– Отказываешься ли ты от любого иного родства и свойства?

– Нет. Я последний сын рода Элевтериадов, филы Неаклиев из Ахелики. Я прошу Эаклидов хранить семя этого древнего рода, пока богам не станет угодно разделить их.

– Сородич Евмолп. Согласен ли ты принять этого человека своим сыном?

– С величайшей радостью, – голос старика прозвучал неожиданно молодо.

– Ручаешься ли ты за него пред своими собратьями?

– Именем и честью своего рода.

– Согласен ли род Дионидов хранить его семя и воздавать почёт его предкам, как собственным?

– Величайшая честь для Дионидов, хранить семя прославленного Элефтера. Запись будет сделана на стене родового храма, дабы память об этом не стёрлась.

– Эаклиды, вы слышали слова нашего сородича. Принимаем ли мы его ручательство? Достоин ли назвавшийся Хилоном стать нашим собратом?

– Да! – дружный ответ гулко отразился от каменных стен, заметавшись под сводом.

– Так и быть, – украшеный дубовыми листьями жезл жреца глухо ударил о камень пола. – Найихомос эйэ, Ээлион эрехменейн, эрехтайкимейн!

Он рывком сдёрнул с Хилона серый балахон, и зябкий холод весело пробежал по обнажённому телу.

– Иматриэ, хом фарэтомэйн аутриэ, – «Войди и выйди нашим братом». Тяжёлый жезл ударил Хилона по спине, и тот, не раздумывая, бросился в тёмно-синюю воду.

Кожу обожгло морозом, невероятно, чтобы дождевая вода могла так остыть, должно быть, бассейн подпитывали подземные ключи. У Хилона перехватило дыхание, неосторожно открыв рот, он щедро хлебнул приятной на вкус сладковатой воды. Нырнув поглубже, он оттолкнулся руками от дна, всплыл на поверхность и осторожно поднялся по скользким истёртым ступеням.

– Добрый знак! – Никокл указал на прилипший к правому бедру Хилона лист тополя, священного дерева Феарка. – И вот ещё, дубовый лист в волосах! Радуйся, Евмолп, Эйленос и Феарк отметили твоего сына, он свершит славные дела во имя Сенхеи и Эаклидов!

Новые собратья поднесли Хилону одежду: сандалии, пояс, бледно-жёлтый хитон и тёмно-голубой гиматий.

– Радуйся, сородич Евмолп, – провозгласил жрец. – Эаклиды приняли твоего сына! Твой род продолжен!

С Евмолпа сняли чёрно-белый наряд и одели в голубое с жёлтым. Хилон преклонил перед ним колени. Дрожащими руками обхватив голову названного сына, Евмолп поцеловал его в лоб и поднял на ноги.

– Добро пожаловать в род Дионидов, сынок, – прочувствованно сказал старик. – Отныне ты сын Евмолпа в той же мере, что и Анакрета. Предки наши возрадуются.

– Благодарю, отец. Благодарю вас за доверие, сородичи!

– Теперь вкусим хлеба, испечённого на улице Ксарфо и выпьем вина из таверны Хармокла, дабы наш новый сородич почувствовал вкус своего дома, – рассмеялся жрец. – Друзья из Анфеи, сегодня вы гости Эаклидов, преломите хлеб с нами.

Жрецы принялись разносить тёмные круглые хлеба и деревянные кубки с вином. Хилона и Евмолпа уже обступили с поздравлениями, Эолай хлопал по плечу, что-то смеясь говорил Анексилай, а Хилон всё думал о тёмно-синей воде, колышущейся позади. Новая жизнь и новая семья, обновление и очищение, такой смысл испокон веков закладывался в этот простой, как все древние, обряд. Прошлое смыто, а будущее впереди и ведомо лишь бессмертным. Для чего-то им потребовалось дать Хилону возможность начать всё заново, и, рано или поздно, он поймёт для чего. Рано или поздно.

***