Эйнемида II. Право слабого.

Здесь всё было почти таким же, как вечность назад, в день, когда новый друг – мальчишка по имени Тефей – впервые пригласил Хилона домой. Когда старый Тимокрит отпускал учеников домой, Тефей всегда зазывал друзей к себе. Эти стены запомнили их, какими они были: беспечными детьми, полными задора, веселья и мечтаний. Хилон долго не решался переступить порог старой тефеевой комнаты, с печальной улыбкой скользя взглядом по знакомым с детства предметам.

Да, ничего не изменилось: заваленный папирусами стол у окна, шкаф для свитков, сундуки с одеждой, подставка для упражнений в каллиграфии, жёсткая деревянная кровать – Тефей считал, что будущему воину не подобает спать на мягком... Теперь это покои его, Хилона. Непривычная мысль резала душу, словно ножом. Казалось, что вот-вот хлопнет по плечу рука и знакомый голос скажет по-дружески грубовато: «Проходи, чего встал?» С тем детским чувством, когда кажется, что стоит забиться под одеяло, зажмуриться, и тотчас отступят все кошмары, Хилон обернулся. Ничего – лишь тёмная пустота коридора.

Сюда не приходили со дня отъезда Тефея на Игры. Новый отец рассказал, что Тефей подолгу занимался чем-то в своих покоях и запрещал трогать свои папирусы даже рабам. Перед отъездом он распорядился отослать все записи Хилону, если что-то произойдёт с ним самим. О «смерти» Хилона в Сенхее узнали недавно, и про записи с тех пор не вспоминали. Настало время вступить во владение неожиданным наследством.

Осторожно засветив от лампы дорогие восковые свечи, Хилон принялся изучать стол. Папирусные свитки, дощечки с заметками, белые листы новомодной дифтеры – особым образом выделанной кожи, какую с недавних пор стали завозить из Хегева. Внимание Хилона привлекла необычная конструкция из сложенных вчетверо листов, сшитых по сгибу и заключённых в нечто вроде деревянного короба. Прежде он такого не видел, но нашёл задумку исключительно превосходной: в одну такую книгу можно, пожалуй, уместить всего Клеодота. Нужно нанять хороших работников и переписать побольше трудов, а назвать это «тефеевой книгой», чтобы имя друга сохранилось в веках.

Отложив чудесную книгу в сторону, Хилон осмотрел доску для каллиграфии. Вроде бы ничего необычного: подобные водяным брызгам глифы Текк, их они изучали у Тимокрита, старик знал ещё начертание Лийи, но учить ему не брался. Размашисто-небрежный почерк Тефея, он никогда не отличался аккуратностью, за что ему нередко влетало от учителя. Ничего необычного... Хотя нет, вот оно, в правом нижнем углу, среди водяной ряби Текк, вычурный глиф Иперона: «акайтэ» – «внимательность».

Ищи в Сенхее. Внимание. Прощай...

Лунный свет, мертвенно-бледное лицо, синеющие губы, и последние слова… «Ищи в Сенхее», «внимание». Хилону потребовался добрый глоток из принесённого с собой винного кувшина.

Он уселся за стол и придвинул к себе кипу листов, помеченных глифом «элейос» – «начало». При первых же строках его губы расплылись в печальной улыбке.

«Тефей Хилону, сыну Анакрета из Анфеи желает радоваться.

Прошло уже немало времени, мой друг, с тех пор как мы расстались на постоялом дворе в Парноне «печально вслед махнув плащом», а ещё больше пройдёт прежде, чем ты прочтёшь эти строки, ибо здесь в Ороле меня удерживает множество важных и неотложных дел, о чём будет рассказано позднее.