Эйнемида III. Надежда на весну.

Маслянистая коричневая жидкость слегка колыхалась в серебряной чаше, загадочно поблескивая в свете свечей. Хилон не мог оторвать взгляд от этого завораживающего мерцания. Посреди уютной, украшенной цветами лилии и ветвями кипариса комнаты, на удобном ложе у накрытого изысканными яствами стола, он молча созерцал полную доверху чашу – полную смерти.

«…– Настойка болиголова – спокойно промолвил жрец, ставя чашу на стол. Достойное завершение обеда, проведённого в занимательной беседе о смерти и жизни. – Она убивает безболезненно. Человек будто засыпает.

– Я должен это выпить? – Хилон без страха, с каким-то отстранённым интересом смотрел на чашу.

– Нет, не должен. Но если ты желаешь постичь жизнь и смерть, иного пути нет.

– Выпить яд я мог и дома. Способов умереть предостаточно.

– Мог, – согласился жрец, – и постиг бы смерть, а затем направился бы путём всех смертных, но есть и иные пути.

– Значит ли это, что я пройду этими путями? Умру, и останусь живым.

– Только если Неумолимый укажет тебе иной путь. Он делает это далеко не для всех.

– Как убедить его сделать это?

– Убедить Неумолимого… – жрец сухо рассмеялся. – Никак. Он либо сделает, либо нет. Большего я тебе открыть не могу. Разве что… помни, зачем ты пришёл сюда, не забывай этого и держись своей цели. Чтобы получить ответы, нужно задавать вопросы, а чтобы жить, нужно знать зачем живёшь. Не торопись, времени у тебя много. Обдумай ещё раз, нужно ли тебе всё это, а затем действуй, как решил. Прощай…»

Жрец удалился полчаса назад, и всё это время Хилон, размышлял, не отрывая глаз от поблескивающей коричневой поверхности. Не лучше ли отступиться? Так ли важно то, зачем он сюда пришёл? А может лучше пройти другое посвящение, где, по крайней мере, не требуется осушать чаши с ядом? «Важно, важнее всего…» – и подергивающееся мертвенной бледностью лицо Тефея, шепчущего посиневшими губами всё то же: «Важно, важнее всего…». Тяжело вздохнув, Хилон протянул руку к чаше и, отсалютовав кому-то невидимому, одним глотком осушил её до дна.

Онемение началось с кончиков пальцев, медленно, но неумолимо поднимаясь по телу. Поудобнее расположившись на ложе, Хилон терпеливо ждал, чувствуя, как мертвенный холод переползает с колен на бёдра и дальше. Выше и выше, туда, где испуганно бьется, с каждым мгновением замедляя бег, всё ещё горячее сердце.

За миг до того, как холод достиг век, тени сгустились, и посреди покоя выросла фигура человека в бело-чёрном плаще, с закрытым капюшоном лицом. Он не был высок, не был широк плечами, но исходившее от него ощущение беспредельного могущества захватило всё вокруг, заставив испуганно содрогнуться даже сам воздух. В правой руке незнакомца чёрные часы отмеряли последние жалкие белые песчинки, а в левой холодным, безжизненным блеском сверкнул хищно изогнутый серп. Хилон попытался замычать от накатившего ужаса, но горло и язык отказались повиноваться, а затем наступила тьма.

***

К старикам сон приходит поздно. Как ни старалась добрая невестка, нагревая постель тёплыми камнями, как ни сладко было вино, сдобренное успокаивающими травами, как ни долог был день – радостный день, день возвращения сына – Анакрет всё равно не мог уснуть. Вот уже час, два, а может и все три он лежал на мягкой постели, время от времени переворачиваясь с боку на бок, думая обо всём и ни о чём. Смыкающая очи Тойне, кажется, сегодня совсем забылась в объятьях своей вечноюной возлюбленной Лепифо, и даже не вспоминает про старика, ворочающегося на перине где-то в далёкой Анфее. Порой, и бессмертным случается небрежно отнестись к своим обязанностям. Тебе ли пенять? Забыл, как вместо заучивания свода анфейских законов бегал в Аннейскую рощу к этой… Как же её звали: Алкмида, Проскида, Мелида? В общем, не важно, бегал, и всё. Ну и не смейся над кривым, коли сам одноглазый.