Эйнемида III. Надежда на весну.

Некто в тёмном плаще, полностью скрывающем лицо и фигуру, поднялся на помост. Изящным движением незнакомец потянул завязки плаща, тёмная ткань мягкой волной осела на пропитанные кровью доски и взглядам охнувших от удивления анфейцев предстала Молтис. Харидем в отчаянии зажмурил глаза, и с его губ сорвался стон. Всё было кончено.

– Вот она, Дева свободы, верный друг народа и демократии, враг всех тираннов, – торжественно провозгласил Ктесипп. – Как и все мы, она была обманута притворством Харидема, но когда ей открылись его коварные замыслы, Молтис поступила как подобает анфейцу и гражданину.

– Свидетельствую, граждане, – вибрирующий голос Молтис даже в таких обстоятельствах воспламенял чресла и заставлял чаще биться сердце. – Свидетельствую, что это письмо написала я. Оно было продиктовано мне Харидемом, когда он решил втянуть меня в свой заговор. Он хотел призвать в Анфею латарийцев, расправиться с друзьями народа и править вместе с Силаном. Мне было поручено переговорить с Силаном и предложить ему власть, а также часть богатств, что Харидем намеревался отнять у казнённых – отнять у вас!

– И Молтис предложила! – рассмеялся Ктесипп, когда стих гневный рёв возмущённых скиталиев. – Всё в точности предложила, вот только перед этим пришла ко мне… Силан принял предложение, сограждане! Это могу подтвердить я, а также Бойн и Телевп, ибо когда Молтис беседовала с Силаном, мы спрятались неподалёку и слышали каждое слово. Я говорю верно, Силан?

Силан не ответил, лишь рыдал и бормотал: «Пощадите». Ктесипп отвернулся от него с презрением.

– Ну а ты Харидем? – спросил он. – Ты хочешь ещё что-то сказать?

Харидем отвернулся и посмотрел на любовницу, как всегда завораживающе прекрасную. На ту, с кем собирался разделить будущие могущество и власть, кого ещё утром звал любимой – кажется, впервые в жизни он говорил эти слова искренне.

– Молтис, – прошептал он пересохшим языком. Не хотелось ни видеть, ни слышать, ни говорить. Не хотелось жить. – Молтис, почему?

– Ради народа Анфеи, Харидем, – гетера многозначительно улыбнулась. – Всё ради народа.

– Я жду вашего слова, сограждане, – Ктесипп откровенно упивался своим торжеством, своей властью над толпой и над чужими жизнями. – Преступление совершено и доказано. Враги народа перед нами и им нужно вынести приговор. Каково ваше слово, анфейцы?

***

Латарийский отряд вошёл в Анфею на четвёртый день эретериона. Зима ещё только вступала в свои права, но с неба уже падали редкие белые хлопья, скорее уместные где-нибудь в Герии, чем здесь, на юге. Всадники в белых плащах и гоплиты в белых с жёлтой оторочкой хитонах прошли распахнутыми настежь воротами и замерли в нерешительности, созерцая пустые улицы и слепо глядящие тёмными провалами окон дома.

– Все умерли, что ли, – оторопело прошептал начальник конницы Гесприй, водя головой по сторонам.

– Здесь было сражение. Кто-то бежал, а остальные попрятались, – ответил Иреон. Его плащ и хитон сияли снежной белизной, а на позолоченном доспехе не нашёл бы изъяна самый придирчивый десятник. Иреон не делал поблажек подчинённым, суровое наказание ждало всякого, кто отнёсся бы к своим обязанностям пренебрежительно, но воины не роптали. Все знали, что строже всех архонт Дневного света судит самого себя.

О том, что в Анфее происходит нечто странное, разведчики доложили дней пять назад, а вскоре появились и беженцы. Из сбивчивых рассказов стало ясно, что в городе самое настоящее сражение, но кто, с кем и почему оставалось загадкой. Одни говорили, что во всём виноваты скиталии и тот самый Ктесипп, о котором сообщал Харидем, другие – что восстание подняли тайные сторонники Анексилая, так называемые, «пылающие сердца». Кто-то говорил, что Харидем казнён, кто-то, напротив, утверждал, что Харидем одолел Ктесиппа, третьи же считали, что битву начали в отместку за гибель Харидема. Отчаявшись что-то понять, Иреон решил лично разобраться во всём на месте. Анфея слишком важна для союза, чтобы потерять её из-за местных склок. Если для дела нужно ввести внешнее управление, так тому и быть. Игры в независимость и свободу хороши до тех пор, пока они не ставят общее начинание под угрозу.