Эйнемида IV. Солнце нового мира.

– Камни важнее людей…

– Смотря какие камни. Эти ‒ важнее, и нас с тобой в том числе. Слишком много труда и крови отдали наши предки, чтобы воздвигнуть их друг на друга. Да и потом, ты говоришь: «страдали люди», а кто они, эти люди? Признаюсь тебе честно, для меня люди – это те, кто бился за свою свободу либо вместе с нами, либо здесь, как Молтис. Остальные же… Клянусь волосами Аэлин, разве не сами они повинны в своих страданиях? Разве не из-за их равнодушия либо дерзости в Анфее возвысились такие, как Харидем и Ктесипп? Сколько дурных решений было принято анфеархией только из-за того, что народу внушили, будто он сам способен чем-то управлять?! Вот он и ощутил последствия на собственной шкуре! И, клянусь всеми богами, это благо! Анфейцы должны были испытать всё полностью, до конца, иначе так бы всё шло и дальше, пока демос, сам того не заметив, не сгубил бы город окончательно. Народ, Хилон, в сущности своей, зол, что бы ни плели демагоги. Народ – это приличное название для толпы, а толпа – безумное и безмысленное чудовище, уничтожающее всё вокруг, даже самое себя, если его вовремя не обуздать. Пока народом правит кто-то достойный, это незаметно, но если народ уверует, что ему не нужна узда, быть беде. Теперь же, когда народ, пусть и калёным железом, но исцелён от порока, с ним можно делать великие дела, подобные тем, что вершили наши предки!

Пока Анексилай говорил, Хилон отстранённо разглядывал сверкающие золотом бляшки на поясе полководца. Что-то важное ускользало от него, что-то имеющее первостепенное значение.

– Как давно ты знаешь? – спросил он наконец.

– Знаю что? – удивился Анексилай.

– Что… Молтис, – имя, которое привык ненавидеть, произнеслось не без труда. – Что Молтис из Энма.

– Не слишком давно… – осторожно промолвил полководец, вновь обменявшись взглядами с гетерой.

– Я не намерен обвинять тебя в пособничестве Энму, но мне нужно знать. Ты, помнится, нанимал Серебряную вуаль, чтобы расследовать дела Харидема – задолго до Калаиды. Они тоже ксилийцы...

– Ну что ж, – Анексилай вздохнул. – Да, я знаю об этом достаточно давно: несколько лет. Кое-что тогда показалось подозрительным, я решил разузнать подробнее, и тогда наша дорогая Молтис открылась мне сама. Прояснив всё между собой, мы поняли, что наши цели совпадают, хотя бы в отношении эфериян и их друзей…

– Значит давно. Как получилось, что, зная столько о заговоре Харидема, ксилийцы не предупредили о начале мятежа?

В наступившей тишине особенно ясно зазвучал щебет птиц за окном. Анексилай и его сообщница внимательно смотрели на Хилона, не говоря ни слова.

– Мятеж был хорошо подготовлен, – развил мысль Хилон. – Эферские наёмники, одинаковые оружие и одежда у палочников, командиры, военный порядок. Такое невозможно не заметить, в особенности, если ищешь именно это.

– Он умный, – промолвила Молтис после долгого молчания. – От него бесполезно скрывать…

– А я и не собирался скрывать, – резко оборвал её Анексилай, не сводя глаз с Хилона. – У меня нет обычая таиться от друзей. Я лишь ждал подходящего времени.

– Подходящего для чего? – поднял бровь Хилон.

– Мы не знали об эфериянах в порту, – тяжело выдохнул Анексилай. – Всё остальное: мятеж, оружие… Ты всё недоумевал, откуда взялся Ктесипп. Да, Хилон, его создали мы. Я создал.

– Что значит создал? И зачем?

– Создал, чтобы спасти Анфею от той пропасти, в которую её тащили демагоги и послушный им народ. Обычные средства здесь не годились. Давай посмотрим правде в глаза: иди всё как шло, в конце концов, мы с тобой бы проиграли. Таков закон человеческой природы: царская власть вырождается в тираннию, власть лучших людей становится властью богачей, а власть народа превращается во власть толпы, из которой вырастает тиранния, стократ худшая любой другой. Анфея пришла бы именно к этому, и уже при нашей жизни. Возможности избежать этого не было.

– Но те доказательства, которые ты собрал? Разве не могли они остановить демагогов?

– Доказательства? Пустяк! Да, может нам и удалось бы осудить Харидема. Может мы бы его даже казнили, но что толку? Когда государство дошло до такого состояния, неважно, как будут звать олицетворение его упадка. Вместо одного Харидема тут же вырастет десяток новых. Нет, Хилон, средства нужны были самые сильные, и нужен был человек, который не побоится их применить.

– Продолжай.

– Я решил ускорить неизбежное, – сказал Анексилай, пристально поглядев на Хилона.

– Разжечь пожар самому, – закончил мысль Хилон. Анексилай кивнул.

– Именно так. Разжечь самому, чтобы он горел когда нужно и как нужно. Молтис и я выбрали подходящего человека: недовольного жизнью, честолюбивого, достаточно крикливого, чтобы увлечь людей, и при этом достаточно подлого, чтобы не превратиться в мученика. Мы стали ему помогать – потихоньку, так, чтобы не заметил он сам. Под нашим присмотром он из простого смутьяна вырос в силу, опасность которой для себя до конца не понимали ни Харидем, ни Силан. Они считали Ктесиппа своим орудием, а на самом деле это орудие было моим и предназначалось для того, чтобы уничтожить их. Их самих, и их идеи.