Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Сам царь возглавил контратаку. Войско царских стражей и эйнемских наёмников перешло Закар и углубилось в запутанные кварталы Среднего города, собирая вокруг себя разрозненные отряды мидонян. Враги столкнулись прямо посреди высохшего Закарашара, и здесь, по колено в вязком иле, меж ещё трепыхающихся рыб произошло сражение, достойное легенд. Павших было так много, что опустевшее русло заполнилось телами доверху. По этому страшному мосту и перешли копейщики кеременов и берогетов, когда мидонийское войско, окончательно обессилев, начало отступление от превращённой в могилу реки. Здесь пали мидонийский военачальник Табиту-Тулам и начальник конных стражей Бурруш, а с ними десятки тысяч безымянных воинов, которых уже никто не считал. Бой переместился на улицы Среднего города, туда, где стояли дома Энекла и Диоклета, где принимали гостей добродушный Пхакат и его насмешливый племянник, где с утра до вечера кипела ночная жизнь весёлой Нинурты… где некогда стоял дом медника Галила, чьи единоверцы явились потребовать плату за невинную кровь, и не были намерены уступать в цене.

К вечеру стало ясно, что город уже не удержать. Остатки защитников, по пятам преследуемые степняками, еле успели миновать Царский мост и опустить массивные ворота Дворцового квартала, со стен которого могли бессильно наблюдать, как добивают их оставшихся на том берегу товарищей. В городе ещё шли бои. Оттуда доносился звон оружия, к небу поднимались густые столбы дыма, но битва уже завершилась. Впервые со времён Хазраддона Нинурта была захвачена врагом.

‒ Нас предали, владыка, ‒ сказал Нефалим. ‒ Перебежчики открыли водозатворы. Возможно, тайные враги и во дворце, но вряд ли много. Нужно…

Громкий лязг и крики снаружи заставили всех подскочить. Они бросились к окнам, чтобы увидеть, как тяжёлая конница хорагетов, не обращая внимания на летящие со стены дротики, мчится по Царскому мосту… к распахнутым настежь воротам. Опешившие защитники не успели даже выстроиться, как их смяли, и покрытые чешуйчатой бронёй всадники ворвались в царские сады. Остальные плоскоземельцы мчались следом, яростно ревя и улюлюкая на бегу.

‒ Измена, ‒ бесцветным голосом прошептал Эшбааль. ‒ Вон…

Он указал на стену, где царские стражи в чёрных хитонах бились против точно таких же стражей, защищающих узкий вход в привратницкую башню ‒ ту самую, где скрывался отворяющий ворота механизм. Тайных алгуитов за стенами Золотого дворца оказалось больше, чем рассчитывал Нефалим. Шпион стоял подле Энекла, мрачно глядя на вражеские полчища, льющиеся сквозь открытые изменой врата.

‒ А вот теперь, друг мой, всё кончено, ‒ пробормотал он, доставая меч.

Глава XII

Первым в Анфею вошёл личный отряд Анексилая ‒ закалённые в боях ахелийцы, не покидавшие своего командира с самого первого дня изгнания, штурмовавшие пузатые башни Терии и Сапиена, победители в битве у Собачьего камня, где их натиск обратил в бегство латарийцев Иреона. Навстречу высыпал народ, звучали славословия. Неведомо как добытые в опустошённом городе цветы летели под ноги вернувшихся соотечественников, но столь невелико было число встречающих, столь жалок их облик, и столь явственно чувствовался их страх, что зрелище напоминало траурную процессию. Воины в измятых доспехах шагали по осквернённым улицам родного города, растерянно озираясь по сторонам, и слёзы текли по их суровым лицам на давно нестриженные бороды.

За воинами последовали анфейские изгнанники в запылённых дорожных одеждах, шляпах и сандалиях, но c гирляндами свежесрезанных маков на посохах. Их жёны и дети шли подле отцов, самых маленьких несли на плечах. От этой картины щемило сердце даже у очерствевших после пережитого кошмара анфейцев.

Прошли по улицам закутанные войлоком варвары-лебетрийцы, нанятые Анексилаем на золото разграбленного Сапиена. Процокали копыта коней пиелийских наёмников. Прошёл отряд сенхейцев, встреченный слезами и благословениями. Наконец, пропела труба, и в воротном проёме появился Анексилай из рода Менетея, глава анфейских изгнанников, вооружённой рукой вернувший им утерянную родину, человек, которого пока негромко, но уже называли вторым основателем Анфеи. На белом коне, в белом хитоне и розовом плаще, в сверкающих позолоченных доспехах, прекрасный, точно юный бог, он въехал на исщербленную мостовую, и стены Анфеи едва не дрогнули от радостных криков горожан. Подле него ехали его родичи Менетеиды, а с ними избранные друзья и соратники: Бывший посланник в Герии Хиан, что привёл под знамёна Анексилая наёмников и заручился поддержкой царских наместников в Архене, флотоводец Гармоплит, вручивший Анексилаю остатки анфейского флота, и наконец сам философ Хилон, Вершитель союзов, чьими трудами вся Эйнемида поднялась против эферских беззаконий. Окружённый блестящей свитой, Анексилай ехал по Анфее. В его руках алела охапка красных ахелийских роз, а перед конём трое рабов нёсли на высоких древках широкие полотна, покрытые столбцами убористых надписей. Во взглядах, что бросали анфейцы на эти необычные знамёна, плескался затаённый испуг.