Эйнемида IV. Солнце нового мира.

‒ Ну, решай. Только прежде, чем отправить своё письмо, дай-ка мне его прочесть. Кто-то должен будет вымарать оттуда все «повелеваю», «недостойный сын» и «высеку розгами прямо в порту».

‒ Клянусь Эйленосом, это разумно! ‒ рассмеялся Эрептолем. Исократ улыбнулся в ответ.

‒ Вот и хорошо, мой друг, ‒ сказал он. ‒ Сложные вопросы мы обсудили, осталось всего-то выиграть битву. Пара пустяков.

***

Конь Хилона радостно трепетал, чуя витающее в воздухе предвкушение чего-то великого, и всадник вполне разделял чувства скакуна. Грязь, кровь и мерзость, пережитые недавно, казались сейчас необычайно далёкими. Остались покрытое изумрудной травой поле, разноцветная линия вражеских войск на другой стороне и приказы, которые надлежало выполнить. Всё просто и понятно, ни сожалений, ни сомнений, ни необходимости принимать решения. Едва ли не впервые за многие месяцы, Хилону показалось, что он счастлив.

Под начало Хилона отдали три сотни сенхейских всадников. С его славой могли бы и больше, но воспротивился он сам. Пусть командуют не самые известные, но самые опытные, а он, Хилон, исполнит любой приказ, как учили ещё в юности, когда он, бок о бок с отцом, сражался против варваров в унылых песках возле Талиска. «Эдэтэа!» ‒ знакомая всякому эйнему команда, и Хилон взмахом руки направляет свой отряд вперёд. Для него битва началась.

Со своего места в строю Хилон видел постепенно уменьшающееся пространство между войсками. Из строя выбежали застрельщики и лучники, двинулась на фланги конница, быстрее заиграли флейты, подгоняя мерно движущиеся ряды гоплитов. Щёлкнула первая тетива, первая фигурка в белом латарийском хитоне упала на землю, и тут же в воздух взмыли тысячи стрел, на мгновение закрыв солнце.

Жёлто-зелёная лаисская конница вылетела из-за вражеской пехоты и во весь опор помчалась на леванцев и сенхейцев. Радостно взревев, те бросились навстречу. Полетели дротики. Сразу трое воинов на глазах Хилона вылетели из сёдел, а сам он почувствовал пробирающий до костей свист в полупальце от уха. Пара ударов сердца, рвущий уши крик, и всё тонет в круговерти копий, мечей, разъярённых лиц и оскаленных лошадиных морд.

Они были хороши, эти лаиссцы, великолепные всадники на великолепных конях, способные молниеносно наброситься, ударить и столь же молниеносно отойти, на ходу метая дротики за плечо. Хилонов щит поймал уже два, и следующий вполне мог оказаться последним, но сам Хилон больше думал, как убить того, кто перед ним. Философия – учительница жизни, а жизнь, если бьют, велит бить в ответ, потому известный философ, точно так же, как и самый дремучий невежда, бил, колол, отбивал удары, кривился от боли в рассечённом плече и торжествующе рычал при виде падающего с коня врага.

Казалось, это будет длиться бесконечно, но прозвучал сигнальный рожок, и сенхейско-леванская конница отвернула назад, а жёлто-зелёные устремились к оставшимся без защиты стрелкам. Те бросились под защиту копейщиков, но слишком нерасторопно. Враги сблизились на расстояние броска, первые дротики полетели в спины бегущих, и тут передние ряды лаиссцев рухнули на землю. Что-то громко хлопнуло, густой сизый дым скрыл потерявшую разбег конницу, а от преследуемых ею стрелков отделились быстрые тени в тёмно-синих цветах Энма. Одна за одной тени скрывались в дыму, откуда вскоре послышались звон оружия и крики умирающих. Дым затянул едва ли не половину поля, когда же он немного рассеялся, взгляду предстала тонкая линия тёмно-синих теней и беспорядочно отступающие всадники. На земле остались сотни тел в жёлто-зелёном и чудовищно изувеченных коней.

Снова пропел рожок, и Хилон с товарищами налетели на не успевших оправиться лаиссцев, довершая учинённый ксилийцами разгром. Другие всадники ударили на эферских стрелков, но те уже со всех ног бежали к своим гоплитам. Войско союзников двинулось в наступление, обходя стороной разбросанные ксилийцами ловушки. В одну из таких чуть не влетел сам Хилон, лишь в последний момент заметив ярко-жёлтый флажок, предусмотрительно оставленный перед целым полем торчащих из земли железных «звёзд».

Не прошло и четверти часа, как войска сошлись, щиты ударили в щиты, и на равнине под Скошенной горой началась великая битва, подобных которой не много случалось в истории Эйнемиды.

***

‒ Это называется косой атакой, ‒ одобрительно кивнул Исократ, глядя, как леванские гоплиты сминают белый латарийский строй. ‒ Великолепно исполнено, учитесь, юноши, да и зрелым мужам наука. Я всегда говорил, что Анексилай ‒ один из лучших полководцев современности.

Собравшиеся на холме у лагеря не разделяли восхищения стратега. Его заместитель Эрептолем, полководцы, порученцы, вестовые смотрели на поле боя, стиснув зубы. Хитро заманив лаисскую конницу в ловушку, враги получили свободу действий. Конные отряды сенхейцев, леванцев и гилифиян заходили слева, справа же пресловутая косая атака грозила совсем обрушить фланг. Вновь заклубился уже знакомый тёмно-сизый дым. Над основными силами нависла угроза окружения, но Исократ был спокоен.