Эйнштейн и религия

«В одно утро я собирался поднялся вверх по реке Эссеквиба из становища, где мы простояли три или четыре дня, так как несколько индейцев у нас захворали. Оказалось, однако, что один из больных, индеец из племени макуши, был в полном бешенстве. Здоровье его поправилось, но он наотрез отказался грести, обвиняя меня в том, что в минувшую ночь я заставил его грести одного в челноке, вверх по реке, сквозь ряд труднейших водопадов. Его никак нельзя было разубедить в том, что это, действительно, было, и он упорно принимал свой сон за действительность. В конце концов он согласился сесть в лодку, но грести не стал, утверждая, что его очередь прошла.

Много раз и другие индейцы заявляли по утру, что в эту ночь приходили такие-то и такие-то отсутствующие люди и наносили им побои. Они называли обидчиков по имени и долго растирали на собственном теле воображаемые синяки».

Я могу привести из собственных странствий пример, не менее отчетливый и яркий. Один из колымских казаков, с которым я как-то путешествовал по Чаунской тундре, однажды не мог удержаться от искушения и стащил по дороге с могильника какой-то чукотской старухи белую фаянсовую чашку, повешенную ее родней в виде загробного подарка. Мы поехали дальше, но на следующем ночлеге старая чукчанка явилась казаку во сне, «совсем как живая», и сказала ему: «Брат, а брат, отдай мою чашечку!». Было это верст за шестьдесят от могильника, но казак мой спорить не стал и вернулся назад, чтобы отдать похищенное.

Эти три сновидения первобытных людей, записанные одно в Азии, другое в Африке, а третье в Южной Америке, проявляют одинаковую связность и близость к действительной жизни. Поэтому эти сновидения были так понятны и реальны для видевших их людей.

Если вернуться опять к детским снам, именно к тому их элементу, который, по Фрейду, представляет приятное исполнение неудовлетворенных желаний, то нужно помнить вообще, что детский анимизм и символика во всей совокупности своей имеют такой приятный характер самоудовлетворения.

Детский анимизм и символика это все-таки игра: это «марочное», а не «всамделишное». Ребенок не перестает чувствовать себя не только актером, но и автором разыгрываемых драм и приключений, и он располагает их к собственному своему удовольствию. Ребенок, играющий в охоту, не знает неудач. Куклы повинуются девочке-матери больше, чем шаману его собственные куклы и его собственные духи-помощники.

Атавистические переживания ребенка на яву и во сне представляют характерное сокращение предшествующей жизни вида, наиболее приспособленное к потребностям детского возраста, т.-е. более безопасное и более приятное, наряду с особенной детской пищей и детской одеждой.

Анализ первобытного психического характера сновидений дает неожиданную поддержку взглядам Карла Абрагама и Зигмунда Фрейда и других на аналогию сновидений отдельной личности с мифами коллективной общественной группы. Сновидения относятся к мифам так же, как личная психология относится к общественной мифологии.

Так, например, предание об епископе Гаттоне и мышах, напавших на его башню огромными массами и прогрызших камень, совершенно соответствует индивидуальному сновидению. Такие сновидения с кишащими животными мелких пород довольно обыкновенные и дальше мы увидим, какое участие принимают эти мелкие животные образы не только в сновидениях, но также и в галлюцинациях, алкогольных видениях и пр. Другая черта этого предания, настойчивость враждебных образов в их стремлении добраться сквозь все препятствия к центральному суб'екту, человеку, тоже составляет характернейшую форму навязчивой идеи об опасности, именно такую, какая проявляется во сне.

Слышно, как стену их лапки скребут,
Слышно, как камень их зубы грызут.

Это сцепление образов может одинаково относиться и к сновидениям, и к преданиям. Но только в сновидениях образы эти будут скорее иметь зрительную форму Вместо «слышно» будет «видно».

ГЛАВА 8

Галлюцинации, видения, гипнотическое внушение — подобны сновидениям, поскольку все эти переживания имеют первобытные свойства.

Галлюцинация, в сущности, говоря, представляет сон на яву и она проявляет такую же наклонность к вневременному сочетанию различных представлений, зрительных и иных. Я приведу один любопытный случай, который представляет совершенно неожиданную аналогию галлюцинации и первобытного анимизма. Его упоминает Париш, ссылаясь на сэра Генри Голланда[28].

Одной даме внезапно привиделся образ сестры, жившей в другом городе. Дама подумала: «Если это не призрак, а, действительно, сестра, то она должна отразиться вот в этом зеркале».