Эйнштейн и религия

Вместе с этой мелкой нечистью Париш упоминает и другой ряд видений, включающих гигантские фигуры. Так, Друз в одном из своих германских походов был остановлен гигантским призраком, который запретил ему переправляться через Рейн. Цезарь перед переходом через Рубикон встретил человека чрезвычайно высокого роста. Этот человек дал ему сигнал к переходу через Рубикон. Брут накануне битвы при Филиппах видел призрак Цезаря, огромный и ужасный, который предсказал ему поражение и гибель. Лиону перед смертью явился огромный и страшный призрак, похожий на Эриннию. Не менее интересными с нашей точки зрения представляются явления так называемого раздвоения или многократного расщепления личности. Две или несколько психических личностей как бы существуют вместе, причем только одна из них действует в каждую данную минуту. Другие дремлют, но и они в свою очередь готовы проявиться, когда дойдет их очередь. Иногда различие этих сосуществующих психических партнеров совершенно поразительно и даже граничит с чудесным. Так, французский врач Дюфуа де Блуа рассказывает о девушке 24 лет от роду, сомнамбуле с детства, которая в одном состоянии была совершенно близорука, а в другом прекрасно видела без всякой помощи очков.[35]

Это между прочим совершенно соответствует анимистическому сочетанию двух ипостасей бытия с тем лишь различием, что здесь обе ипостаси проявляются линейно, во времени, и вместо вневременного совмещения только замещают друг друга.

Другие психиатрические примеры расщепленного сознания приближаются к анимизму другими признаками. Так, одна девушка имела целых пять личностей, включая основную нормальную. И вот, пребывая в этом якобы нормальном состоянии, она, бывало, встряхнется, перекувыркнется через голову и вступит в совершенно иное, новое психическое состояние.

Эта перемычка между двумя состояниями имеет опять-таки вполне анимистический характер, вплоть до самого слова «встряхнется», и до образа «перекувыркнется через голову». Былинный Вольга Святославич тоже, бывало, встряхнется, ударится об землю и сделается чем-то совсем другим, отличным от прежнего образа.

Так называемое «второе зрение» представляет типичную способность сочетать вместе два зрительных впечатления, совершенно независимо от времени. Способность второго зрения нужно признать действительно существующей, конечно, вне всяких пророческих толкований. «Случай с глазами М-ра Девисона» Уэллса представляет попросту воображаемый пример второго зрения, более навязчивый и длительный.

Гипнотическое внушение имеет все существенные свойства сновидения. Действующим фактором является внушение извне, которое влияет на оцепенелое сознание загипнотизированного лица так же точно, как стук, или порыв ветра влияет на сознание спящего человека, видящего сон.

Различие заключается в том, что сон превращает каждое полученное впечатление в причудливое и сложное разветвление, а загипнотизированное сознание разрабатывает полученное внушение в простом однолинейном порядке. Видения сна объективируются и соединяются в общую живую картину. Гипнотическое видение большей частью сохраняет свой первоначальный, простой, элементарный и субъективный характер: Я чувствую себя человеком, самим собою, и вдруг через несколько секунд я же чувствую себя маленькой девочкой, обезьяной, собакой и пр…

Возможно прибавить и об’ект, внушить, например, загипнотизированному видение медведя или льва, готового напасть, превратить для загипнотизированного уксус в вино, сырую картошку или репу — в яблоко или апельсин. Дальнейшее развитие этого момента, однако, невозможно.

Внушенная идея не дает драматических разветвлений. В общем сновидение есть драма, гипнотическое внушение есть только монолог.

Субъективный характер превращения однако ничуть не отнимает у гипнотического внушения его основной первобытный анимистический характер. Так как больной чувствует себя чем-то совершенно различным от своего прежнего существования, то в сущности он переходит от формы к форме, от видения к видению. Впрочем, превращение имеет характер чередования и последовательности, т.-е. заключает в себе элементы времени. Вневременное существование форм того же бытия повидимому не проявляется. Вообще, быть может, возможно заключить, что гипнотическое внушение, как нечто более или менее искусственное, — не столь первобытно, как сон, с другой стороны именно гипнотическое внушение является наоборот как бы простейшим элементом, отдельным кирпичем невозведенной постройки, окрашенной нитью, из каких сновидения ткут свои пестрые и яркие ковры.