Её жизнь в искусстве: образование, карьера и семья художницы конца ХIХ – начала ХХ века

К 1921 году ВНХУ испытывало серьезные финансовые трудности, периодически возникавшие на протяжении его существования. Финансирование было нерегулярным, жалованье профессорам почти не выплачивали, многим из них приходилось продавать личные вещи, чтобы питаться и работать[333]. После отъезда Шагала Вера Ермолаева на посту директора изыскивала все возможные средства для продолжения деятельности училища. Например, продавала мебель, принадлежавшую бывшему хозяину особняка, в котором находилось училище, чтобы на эти деньги купить дрова (за это на художницу чуть было не завели уголовное дело).

На посту секретаря УНОВИСа Ермолаева составляла конспекты докладов и лекций Малевича, организовывала в витебских клубах его выступления, заботилась о бытовой жизни профессора, «выбивала» для него повышенную профессорскую ставку. В Витебском архиве сохранились ходатайства директора Ермолаевой[334]:

«Являясь единственным теоретиком и исследователем по вопросам нового искусства, т. Малевич своим присутствием создает учебную жизнь целого ряда учебных коллективов Мастерских, а потому присутствие т. Малевича в витебских мастерских безусловно необходимо. Между тем, ставки, выработанные для руководителей, ниже прожиточной нормы, академический паек больше не выдается, и посему Мастерские ходатайствуют об утверждении т. Малевичу персональной ставки в размере 120 000 рублей в месяц, дабы он мог остаться на работе в Витебске»[335].

Именно усилиями и невероятной энергией Веры Ермолаевой училищу удалось функционировать до лета 1922 года и осуществить первый выпуск. Среди выпускников числились Илья Чашник, Николай Суетин, Лев Юдин, Лазарь Хидекель, Нина Коган.

Ермолаева В. Фигура с нотами. 1927. Частное собрание

Сразу после выпуска Малевич с учениками переехал в Петроград, вслед за ними, передав дела будущему директору И. Т. Гаврису, в 1922 году уехала и Ермолаева. По возвращении она сняла четырехкомнатную квартиру на Васильевском острове и вместе с собой поселила там привезенных из Витебска бывших студентов, поскольку им не полагалось общежития.

В Петрограде Ермолаева получила преподавательский пост в Декоративном институте[336], но уже через месяц после вступления в должность перешла на работу в Музей художественной культуры, в 1925 году переименованный в ГИНХУК[337] – первый институт изучения современного искусства, возглавляемый Малевичем. Как и многие другие научные сотрудники института, художница не получала жалованья вплоть до 1925 года, когда дирекции было разрешено платить жалованье из фонда оплаты входных билетов в музей.

В институте Ермолаева занималась исследованием кубизма, которое начала еще в Витебске[338]. В программу изучения входил не только поиск теоретических обоснований и история развития стиля: важной частью понимания стиля стали работы по копированию. Сегодня известно, что в период работы в ГИНХУКе Ермолаева выполнила копии фрагментов работ Сезанна («Гора Сен-Виктуар» и «Акведук»).

Просветительская программа, ставшая в 1920 годы неотъемлемой частью институционализации авангардного проекта, порой приводила к неожиданным результатам. Дневники Ермолаевой сохранились очень обрывочно и сегодня доступны только в архиве, однако один факт из них заслуживает особого внимания. Художнице было поручено проведение авторской экскурсии для кочегаров по музейной коллекции ГИНХУКа что произвело на нее неверятно сильное впечатление:

«Положение было пиковое, так как разница очень велика между интересами их и новейшего искусства. Сморкались в угол, зевали, страдали, но выслушали терпеливо весь груз популярного подхода к новому искусству»[339].

Период работы в ГИНХУКе был для Ермолаевой крайне сложным – во многом из-за обострившейся (как и в Москве) борьбы существующих художественных объединений за госзаказ, на который претендовали и художники из объединения АХРР[340]. В диссертации А. Н. Заинчковской приводится письмо Веры Ермолаевой Михаилу Ларионову, в котором она подробно описывает характерные для АХРР методы политической борьбы: