Читаем Эйсид-хаус полностью

Смит не любил говорить о своем хобби на работе, да и вообще не очень любил говорить. Но как-то раз в офисе Майк Флинн застал его с «Хэллиуэллом» и, видя, как он судорожно работает маркером, сказал что-то, чего Смит толком не разобрал, зато услышал иронический смех своих коллег. Взволнованный, он, к собственному удивлению, начал, нехарактерно и почти безотчетно, лепетать о своей страсти и ее размахе.

– Ты, должно быть, без ума от видео, – сказала Ивонна Ламсден, вопросительно поднимая брови.

– Всегда любил кино, – кивнул Смит.

– Скажи мне, Иэн, – спросил Майк, – что ты будешь делать, когда посмотришь все перечисленные фильмы? Что будет после того, как ты отметишь абсолютно все?

Эти слова тяжело ударили Смита прямо в грудь. В голове у него помутилось, сердце бешено застучало.

«Что будет после того, как ты отметишь абсолютно все?»

Джули оставила его, потому что считала скучным. Она отправилась автостопом по Европе с приятелем нетвердого морального облика, и Смит слегка недолюбливал этого приятеля как дополнительный фактор в распаде его, Смитова, брака. Утешало только воспоминание о том, как Джули хвалила его сексуальную мощь. Ему всегда было сложно кончить во время полового акта, а она испытывала оргазм за оргазмом, часто вопреки себе самой. Потом Джули неизменно терзалась из-за своей неспособности доставить мужу это удовольствие, которое превыше всего. Врожденная неуверенность побеждала здравое мышление, и Джули начинала искать проблему в себе; ей и в голову не приходила та простая истина, что человек, за которого она вышла замуж, был аномалией в плане мужской сексуальности.

– Тебе было хорошо? – спрашивала она его.

– Великолепно, – отвечал Смит, неизменно обламываясь в своих попытках спроецировать страсть сквозь безразличие. Затем он говорил: – Ну, отбой.

Джули ненавидела слово «отбой» больше любых других, исходивших из его губ. От этого слова ей делалось чуть ли не физически тошно. Смит выключал лампу у изголовья и мгновенно проваливался в глубокий сон. А Джули гадала, почему вообще связалась с ним. Ответ лежал в ее пульсирующем лоне, измотанном безостановочным сексом; хозяйство у Смита было, как у жеребца, и он мог фачиться всю ночь.

Хотя этого оказалась недостаточно. Однажды днем Джули как бы мимоходом зашла в гостиную, где Смит готовился смотреть видео, и заявила:

– Иэн, я ухожу. Мы несовместимы. Не в смысле сексуально, нет, проблема не в этом. На самом деле ты доставил мне больше оргазмов, чем кто-либо… Ну, я просто вот что пытаюсь сказать: ты хорош в постели, но бесполезен в чем-либо другом. Не жизнь, а сплошная скука, мы никогда не разговариваем… Я имею в виду… Ай, да что толку! Все равно ты не сможешь измениться, даже если бы захотел.

Смит спокойно ответил:

– Ты уверена, что все хорошо продумала? Это серьезный шаг.

И все время разговора где-то на задворках его сознания волнующе скреблась перспектива установить наконец спутниковую тарелку, против чего Джули возражала.

Он все-таки выждал приличествующий отрезок времени и, убедившись, что она не вернется, наконец осуществил это.

Общественная жизнь Смита и до ухода Джули и приобретения спутниковой тарелки не была особо активной. Но после этих событий даже минимальные, символические связи с внешним миром были обрублены. За исключением выходов на работу, он стал затворником. Он перестал навещать родителей по воскресеньям. Они совершенно не расстроились, утомленные мучительными попытками поддерживать беседу в неловкой тишине, которую Смит, казалось, не замечал. Эпизодические визиты в местный паб также прекратились. Его брат Пит и лучший друг Дейв Картер (или, во всяком случае, свидетель на его свадьбе) почти и не заметили его отсутствия. Один местный завсегдатай сказал:

– Давно не видел с вами этого, как его там…

– Угу, – сказал Дейв. – Совсем не знаю, чем он занимается.

– Небось рэкетом, сутенерством да наемными убийствами! – сардонически хохотнул Пит.

В многоквартирном доме, где жил Смит, будут вопить дети Маршалов, продолжая терзать и без того расшатанные нервы своей матери. Питер и Мелоди Слайм будут ебстись со всей страстью пары, только что вернувшейся после медового месяца. Старая миссис Макартур будет заваривать чай и ахать над своим оранжево-белым котом. Джимми Куинн за соседней дверью зазовет к себе приятелей, и они будут курить гаш. Иэн Смит будет смотреть видео.

На работе его коллег особенно взволновала одна газетная заметка. Шестилетнюю девочку по имени Аманда Хитли схватили на тротуаре совсем рядом с ее школой, запихнули в машину и увезли в неизвестном направлении.

– Что за животное сделало это? – спросил Мики Флинн, кипя от яростного негодования. – Попадись только мне этот ублюдок… – И его голос угрожающе затих.

– Он, очевидно, нуждается в помощи, – сказала Ивонна Ламсден.

– Я дам ему помощь. Пулю в череп.

Они спорили с противоположных позиций, один сфокусировавшись на судьбе похищенной девочки, другая на мотивациях похитителя. Зайдя в тупик, они обратились за помощью к Смиту, которому явно было неловко.

– Что ты думаешь, Иэн? – спросила Ивонна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза