Эйсид-хаус

Окинув его взглядом с головы до пят, она быстро выдала короткий перечень услуг и условий. Смит неопределенно кивнул. Они в молчании двинулись к его квартире по узкой улице, с одной стороны которой тянулись заброшенные склады, а с другой стояла высокая кирпичная стена. По булыжной мостовой медленно прокатила машина и остановилась возле одинокой фигуры другой женщины; после короткого разговора та села в машину и уехала.

В квартире Смита они прошли прямо в спальню и разделись. Изо рта ее пахнуло затхлым зловонием, но Смит все равно ее поцеловал. Она никогда не чистила зубы, потому что терпеть не могла, когда мужчины ее целуют. Пусть делают с ней все, что угодно, кроме этого. Только поцелуй мешал ей забыть, чем она занимается, и вынуждал сопротивляться отвратительной реальности. Впрочем, у Смита и не было желания целовать ее.

Он неуклюже залез на ее худое, мучительно костлявое тело. Глаза ее затуманились от опиатов или безразличия, лицо застыло ледяной маской. Смит увидел в ней свое отражение. Короткими, болезненными толчками он продрался сквозь сухость ее пизды; оба скрипели зубами от напряжения, пока у нее не стали выделяться соки. Смит нашел ритм и принялся всаживать ей механически, все время удивляясь, зачем ему это. Она двигалась в такт ему со скукой и неохотой. Прошли минуты; Смит долбил как заведенный. Через некоторое время он понял, что никогда не кончит. Его пенис, казалось, только отвердевает, но в то же время немеет. На лице женщины отразился шок, затем отрицание и неверие, когда настойчивый глубинный зуд заставил ее непокорное сознание капитулировать и пуститься вслед телу в погоню за оргазмом.

После того как она кончила, едва сохранив молчание, он остановился; член его по-прежнему был твердым и эрегированным. Он слез с нее, вытащил из кармана куртки несколько купюр и заплатил ей. Она чувствовала себя озадаченной и уязвимой, потерпев фиаско в том единственном, что ей когда-либо успешно давалось. Одевшись, она пошла к двери, полная стыда, неспособная взглянуть ему в глаза.

– Спасибо за все, – сказал Смит, когда она вышла на лестницу.

– Козел. Мудила ебаный, – прошипела она в ответ.

Ну что тут еще скажешь.

Через несколько дней после этого случая произошло куда более значимое событие. Смит явился в офис, что-то насвистывая. Сослуживцы тут же подметили столь нехарактерную для него экстравертность.

– Весь прямо сияешь, Иэн, – заметил Мики Флинн.

– Просто купил новую видеокамеру, – отозвался Смит и добавил с неуместным самодовольством: – Последнее слово техники.

– Боже, теперь тебя никто не остановит, да, Иэн? Голливуд, трепещи, мы идем! А давай-ка снимем порно, на главную роль позовем Ивонну. Ты – режиссер, я – продюсер.

Ивонна Ламсден с досадой посмотрела на них. Согласившись недавно сходить с Мики вечером в бар, она затем отвергла его грубые пьяные приставания и теперь боялась, что Смит и Мики, собратья по несчастью, сговорятся против нее: некоторые мужчины, озлобленные отказом, норовят впасть в ребячество.

Мики повернулся к Смиту и сказал:

– Нет, лучше не будем звать Ивонну, нам ведь нужен кассовый фильм.

Она бросила в него карандашную резинку, угодив в лоб, и Мики стал возмущаться гораздо громче, нежели ситуация того заслуживала. Алистер – худой, анемичный завотделом – раздраженно поглядел на них, недовольный этой возней. Он любил, чтобы во всем был порядок.

– Алистер может сыграть главную мужскую роль, – прошептал Мики, но на лицо Смита уже вернулось привычное выражение полной отрешенности.

Тем вечером Смит поехал домой на автобусе, потому что дождь лил как из ведра. Изучая вечернюю газету, он отметил, что восемнадцатилетний Пол Маккаллум находится в Королевской больнице в палате интенсивной терапии, отчаянно борясь за свою жизнь после беспричинного, судя по всему, нападения в городском центре вчера вечером. «Надеюсь, парень выкарабкается», – подумал Смит. Он считал, что человеческая жизнь должна быть священной, она должна быть самой важной вещью в мире. По-прежнему не было новостей об Аманде Хитли, похищенном ребенке. Смит пришел в свою квартиру, проверил камеру, затем включил очередной фильм.

Но воспринимается тот тяжело. Смиту никак не сосредоточиться. Он пытается внушить себе страдание, заставить себя думать о Джули. Любил ли он ее? Вероятно. Ну да точно не скажешь, потому что, как только в груди поднимается это чувство, что-то словно берет и отключает его.