Эйсид-хаус

На следующий день Смит заметил, что в газете нет ничего о Поле Маккаллуме. Хорошо это или плохо? Кто его знает. Что значит отсутствие новостей? Он раскрывает «Хэллиуэл» – и трепещет от возбуждения. Справочник завершен. Каждый упомянутый там фильм просмотрен и отрецензирован. Возвращаются и неотступно звучат в голове слова Мики Флинна: «Что будет после того, как ты отметишь абсолютно все?» Маркер обводит фильм под названием «Трое мужчин и маленькая леди». На миг Смиту вспоминается Аманда Хитли. Один мужчина и маленькая леди. Реальная жизнь часто менее сентиментальна, чем Голливуд. Вдруг Смит замирает как громом пораженный. Он осознал, что из всех фильмов только этому последнему поставил оценку ноль. Он вписывает на полях:

0. МЕРЗКАЯ АМЕР. СЛАЩАВОСТЬ, СИКВЕЛ ДАЖЕ ТОШНОТВОРНЕЕ, ЧЕМ ПЕРВЫЙ ФИЛЬМ[12].

А потом задумывается: да не может быть, чтобы не было фильма еще хуже. Что насчет «Эль-Пасо», где Марти Роббинс выступил продюсером, режиссером, исполнил главную роль и сочинил саундтрек? Но нет, «Эль-Пасо» получил один балл. Смит проверяет некоторые британские фильмы, потому что уж в чем британцы мастера, так это снимать ужасное кино, однако даже «Сэмми и Роузи ложатся в постель»[13] заработал два балла. Что ж, время пришло. Смит поднимается, вставляет в магнитофон новую видеокассету. И, не отрываясь, глядит на экран.

Видеофильм, который смотрит Смит, показывает мужчину, сосредоточенно взбирающегося на стремянку, но притом смотрящего прямо в камеру. Его глаза, полные страха, глядят на Смита. Смит ощущает его страх и зеркально отражает его, глядя на экран. По-прежнему глядя в камеру, мужчина дотягивается до веревки, привязанной к паре декоративных, но крепких сосновых балок под потолком; на конце веревки – петля. Он сует голову в петлю, затягивает ее и пинком откидывает стремянку. У самого Смита уходит опора из-под ног, и он не сразу понимает, отчего так тошнотворно раскачивается комната вокруг и что за груз удушающе сомкнулся вокруг его шеи. Крутясь в воздухе, Смит замечает мелькание фигуры на экране; дергающейся, качающейся, умирающей. Смит пытается завопить «СНЯТО!», но не может издать ни звука. Он думает, что человеческая жизнь важна, всегда священна. Однако, невзирая на эту мысль, он не может ни достать до балки, чтобы подтянуться, ни ослабить стягивающуюся на шее петлю. Его дыхание прерывается; голова свешивается набок, по ноге стекает струйка мочи.

Камера установлена над телевизионным экраном; ее холодный, механический глаз бесстрастно фиксирует все. Аппарат включен на «ЗАПИСЬ». Он продолжает работать, в то время как тело раскачивается все слабее, пока не замирает. Вот докручивается до упора пленка, и хотя на экране не возникает слова «КОНЕЦ», это именно конец.

Засор в системе

Нокси застыл в дверях с этой его гримасой, так и взывавшей к нашему вниманию. Впрочем, он понимал, что никто не будет замечать его, пока он не заговорит. Опять прогонит какую-то хренотень о том, что якобы сказал Мэндерсону засунуть его долбаную работу в задницу, ну а по правде говоря, чувак снова обосрался.

– Этот козел Мэндерсон, – прохрипел он.

– Неприятности в лавке? – спросил я, не поднимая глаз от карт. Хуевый расклад.

Я повернулся и сделал вид, будто внимательно слушаю нашего бригадира; прямо-таки образцовый работяга. Бессмысленное и пустое заявление Нокси будет чертовски кстати при том говне, что у меня на руках.

– Мы должны вмешаться. Там чудовищный хаос в одном доме.

– Что на этот раз? – нервно сказал Лози. Очевидно, эта скотина чуяла, что может выиграть.

Уловив его беспокойство, Калум швырнул свои карты на стол. Я последовал его примеру.

– Долг зовет! – засмеялся Калум.

– Черт возьми, я тут, блядь, выигрываю, чуваки! – заныл Лози.

– Обломись, парниша. Муниципалитет платит хорошие деньги, и это все деньги налогоплательщиков, чтобы ты делал свою работу, а не сидел день-деньской на жопе, шурша картишками, – ощерился Калум.

– Точно, – сказал Нокси. – Но работка подвалила такая, что просто туши свет. В Анструтер-Корт снова засор. Старичок на первом этаже отправился в свою ванную помыться и побриться. А все эти козлы с верхних этажей высирали потребленные за уик-энд карри и лагер. Ну и спустили воду почти одновременно. Все говно понеслось вниз – а это ж Анструтер-Корт, двадцать этажей, – понеслось, значит, вниз, наткнулось на чертов засор и вышло обратно в первом доступном месте. Чуете, чем пахнет?

Мы коллективно прищурились и всосали табачный дым сквозь сжатые губы.

– Все говно вылетело наружу в сортире того старика, да так, что ударило в чертов потолок. Мы должны с этим разобраться.

Лози не слишком-то обрадовался.

– Мне кажется, дело в канализации снаружи дома. Похоже, это работа для округа, а не для нас.

– Что за чушь? Еще называешь себя мастером! Скажу тебе одну вещь, если мы, блядь, не справимся, то будем в полной жопе. Ты знаешь, сколько денег теряет ОПТ?[14]