Дженни была вынуждена признать, что Рори и вправду не вполне стабильно ведет себя по отношению к ребенку; может, он еще и не готов к такой эмоциональной встряске. Придется пока молчать. Это будет их секретом. На людях Том будет таким же обычным младенцем, как и прочие вокруг, но когда они останутся наедине, он будет особенным ребенком. Она займется его развитием, вырастит его не сексистом, а тонко чувствующей, восприимчивой натурой, человеком сильным и в то же время по-настоящему экспрессивным, а не каким-нибудь скучным клоуном, который цепляется за поведенческие стереотипы из идеологической и душевной лености. Он будет совершенным новым человеком.
Юноша, которого звали Коко Брайс, научился говорить. Сперва думали было, что он повторяет слова как попугай, но тут Коко начал идентифицировать себя, других людей и предметы. Особенно сильно он реагировал на свою мать и подружку, приходивших навещать его регулярно. А вот отец не пришел ни разу.
Его подружка Кирсти коротко подстригла волосы с боков. Она давно хотела сделать это, но Коко ее отговаривал. Теперь же он не мог ей воспрепятствовать. Кирсти жевала резинку, глядя на него сверху вниз.
– Все в порядке, Коко? – спросила она.
– Коко, – указал он на себя. – Ко-лин.
– Да, Коко Брайс, – сказала она, выплевывая слова между жевками.
– Сканко и Линни решили обручиться, – сказала она, – во всяком случае, так я слышала.
Это заявление, хотя и не вызвало у Коко никакой реакции, направило мысли Кирсти в новую интересную сторону. Если он ничего не может вспомнить, то не помнит и статуса их отношений. Не помнит, каким невозможным становился, когда она заводила речь об их будущем.
– Номр два! Номр два! – завопил молодой человек.
Появилась сестра с судном.
После того как ее бойфренд заткнулся, Кирсти села на край его койки и склонилась пониже.
– Сканко и Линни. Обручены, – повторила она.
Он вскинул рот к ее грудям и принялся сосать и кусать их через майку и лифчик.
– Мммммм… Мммммм…
– Отстань от меня! – заорала она, отталкивая его. – Не здесь! Не сейчас!
Резкость в ее голосе заставила его расплакаться:
– Уааааа!
Кирсти с презрением покачала головой, выплюнула резинку и ушла. Впрочем, если врачи правы и Коко сейчас как чистый лист бумаги, она может раскрасить его по своему вкусу. Когда он выпишется, она будет держать его подальше от дружков. Он станет другим Коко. Она его изменит.
Все проштудированные Дженни книги по послеродовому уходу не вполне подготовили ее к тем отношениям, которые устанавливались у нее с ребенком.
– Послушай, Дженни, я хотел бы, чтобы ты сводила меня на футбол в субботу. «Хибз» против «Хартс» на «Истер-роуд». Понятно?
– Не свожу, пока ты не перестанешь говорить, как рабочий, и не начнешь говорить правильно, – ответила она. Содержание его речи и тон его голоса сильно ее беспокоили.
– Да, извини. Я подумал, что хорошо бы увидеть немного спорта.
– Хм, я плохо разбираюсь в футболе, Том. Приятно, конечно, видеть, как ты самовыражаешься и развиваешь интересы, но футбол… это одна из тех ужасных мачистских вещей, и не хотелось бы, чтобы ты этим увлекся…
– Ага, чтобы я вырос таким же, как этот мудак! Ну, как мой отец? Ладно тебе, мать, очнись! Он же чертов слюнтяй!
– Том! Хватит! – воскликнула Дженни, но она не могла сдержать улыбку. Малыш определенно был не так уж и не прав.
Дженни согласилась взять ребенка на восточную трибуну на «Истер-роуд». Он заставил ее встать у внушительного полицейского кордона, разделявшего соперничающие группировки фанатов. Она заметила, что Том, похоже, больше наблюдает за молодежью в толпе, чем за футболом. Их прогнали озадаченные полицейские, сделавшие Дженни выволочку за безответственное поведение. Пришлось ей признать жестокую правду; может, ее сын – каприз природы и гений, но в остальном натуральный жлоб.