Читаем Эйсид-хаус полностью

– Ну, – начал он тоном довольного самооправдания, – деньги вполне неплохие, когда попадешь на мой уровень. И участвовать во всех сферах деятельности муниципалитета – это настоящий вызов.

Он умолк, ощутив, что выглядит в моих глазах все нелепее, и начал по новой:

– Послушай, Брайан, я знаю, ты считаешь себя вроде как большим радикалом, а меня каким-то реакционером, фашистской свиньей. Ну, у меня есть для тебя новости: я социалист, всю жизнь в профсоюзе. Знаю, ты считаешь меня просто очередным типом в костюме, представителем истеблишмента, но если бы мы не давали тори по рукам, у нас бы до сих пор малолетки вкалывали в шахтах. Я настроен против истеблишмента ничуть не меньше твоего, Брайан. Да, у меня есть собственный дом. Да, живу в приличном районе. Да, женат и имею двоих детей. Езжу на дорогой машине и дважды в год отдыхаю за границей. Но я тоже выступаю против истеблишмента, как и ты, Брайан. Я верю в общественные службы, в то, что интересы простых людей должны быть превыше всего. И для меня это не пустые слова. Выступать против истеблишмента для меня – это не одеваться как бомж, принимать наркотики и трястись на рейвах, или как там они называются. Это самый легкий путь. Именно этого хотят люди, стоящие у руля: чтобы молодежь уходила в отказ, выбирала легкий путь. Нет, нужно стучаться в двери холодными вечерами, посещать собрания в школьных залах, чтобы снова вернуть лейбористов и вышибить Мейджора и всю его свору…

– Да…

Только рот мужик раззявил, сразу видно – мудозвон.

– Брайан, мое терпение на исходе. Пока ты не выправишь голову, поведение и одежду, тебе объявляется строгий выговор. Посмотри на себя. Видок хуже, чем у бомжа. Я видел лучше одетых людей в трущобах.

– Послушайте. Вы говорите со мной как начальник с подчиненным или как мужчина с мужчиной? В первом случае я считаю ваше поведение оскорбительным и дискриминационным и требую присутствия представителя профсоюза, чтобы зафиксировал это издевательство. Если же вы говорите со мной как мужчина с мужчиной, то все куда проще. Мы можем выйти на улицу и разрешить этот спор. Хватит с меня этого дерьма, – заключил я, вставая. – Если здесь больше нечего сказать, пойду-ка и поработаю хоть немного.

Обосравшийся мудак побагровел лицом и пробормотал что-то насчет последнего предупреждения. Сколько их вообще может быть, этих последних предупреждений? Я хлопнул дверью его кабинета, гордо прошествовал к своему рабочему месту и немного развеялся, решая кроссворд в «NME». Заслуженный отдых, вашу мать.

Под конец рабочего дня Мэй повезла меня к себе домой, то есть к ней и Десу. Милая пара из Честер-ле-Стрита, округ Дарем, типа усыновившая меня. Мэй будет готовить знатный ужин, стеная по поводу моей худобы, а мы с Десом будем обсуждать футбол, вооружившись банками «Тетли биттера». Он был великим фаном «Ньюкасл юнайтид» и мог часами трындеть о Джеки Милберне, Бобби Митчелле, Мальколме Макдональде, Бобби Монкуре и прочей гопе.

Обычно расслабленная и непритязательная пара, они очень тревожились о ком-то, кого я сперва счел их сыном.

– Куда же парень пропал, – недовольно хмурил брови Дес, – он никогда так долго не шлялся.

Я знал, что у них есть четыре дочери в возрасте между шестнадцатью и двадцатью двумя. Девушки вечно где-то гуляли, принимали наркотики, ходили в клубы, трахали парней – в общем, делали все то, что делают в таком возрасте все девушки с мало-мальскими мозгами. Одна из них ходила в «Министри оф саунд», что было показательно. Именно она мне и нравилась, типа нью-эйдж-бикса, самая молоденькая, как я думал. На самом деле мне все они нравились. Похоже, впрочем, Дес и Мэй совсем не волновались за них, главной заботой было благополучие «парня».

– А вот и он! – воскликнул Дес, когда раздался шорох с черного хода на кухню и угрюмо-самодовольный черный кот прошмыгнул через откидное окошечко. – Давай сюда, парень, сюда, к огню! Замерз, должно быть! Расскажи-ка нам, где шлялся в этот раз? Ах ты разбойник!

Жратва была отменная, и я вернулся домой под хмельком. Приятно, когда желудок снова набит тяжелой пищей. А что еще приятнее, понедельник подошел к концу. Вторник, конечно, муторный денек, но в среду станет получше. Мы все ходили в среду вечером в местный паб: я, Клифф, Даррен, Джерард, Эврил и Сандра. Хорошо жить в одной квартире с девушками! По крайней мере, говном не зарастаем, ну или не до такой степени. Жилье было клевое, и почти никто не ссорился. Я подумал о Симми, чахнущем в Скрабс за кражу со взломом, и ощутил душевный подъем. Я пытался не думать о ней, о Слепаке, о моей маме, о Шотландии. Мы все здесь принимали наркотики, но скорее для отдыха, чем от безнадеги, и это не определяло стиль жизни. Мы сидели в пабе по вечерам в среду и четверг, обсуждая, в какие клубы, на какие концерты пойдем в уик-энд и какие наркотики будем принимать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза