Екатерина II

Какими бы ни были чувства Екатерины к сыну, обязанности свои по отношению к нему она выполняла исправно: Павел имел прекрасных учителей и ни в чем не нуждался. Но их отношения не налаживались. Напротив, после нескольких попыток привлечь сына к управлению Екатерина пришла к выводу, что Павел ничего не понимает в делах, а мальчик решил, что мать к нему несправедлива. К тому же находилась масса недоброжелателей, которые передавали наследнику самые гнусные сплетни о его матери, нарочно стремясь выставить ее в черном свете. Они даже втянули наследника в заговор!

Когда Павел достиг совершеннолетия, группа придворных вознамерилась отстранить Екатерину от управления страной и возвести на престол Павла. Павел знал о заговоре и не возражал. Точный список заговорщиков неизвестен, но предполагают, что среди них были Никита Панин, его брат генерал-аншеф Петр Панин, княгиня Екатерина Дашкова, драматург Денис Фонвизин. Точных планов у заговорщиков не было, не умышляли они и никакого кровавого злодейства, ограничиваясь лишь разговорами. К тому же очень скоро обо всем было донесено Екатерине. Та вызвала к себе сына и гневно упрекала его. Павел испугался, повинился и даже хотел вручить матери список всех заговорщиков, но Екатерина бросила список в огонь, со словами: «Я не хочу знать, кто эти несчастные». Она и так знала их всех.

Чтобы в дальнейшем избежать столкновений и конфликтов, в 1783 году Екатерина II подарила сыну Гатчинское имение. Фактически это напоминало ссылку, но ссылку почетную: наследник получил самостоятельность и мог на практике проверить свои способности организатора и руководителя.

В Гатчине Павел завел обычаи, резко отличные от петербургских – создал «армию» из нескольких батальонов и целыми днями лично муштровал их на огромном плацу перед дворцом. Офицеры и солдаты должны были быть в полной форме. Они носили неудобные смазанные салом парики и тесные мундиры, подвергались наказаниям шпицрутенами за малейшие упущения.

Личная жизнь Павла сложилась не сразу

История его первой женитьбы трагична. Когда сыну исполнилось 18 лет, Екатерина занялась поиском невесты для него. Со свойственным ей идеализмом, она стремилась найти ему красавицу и умницу. В итоге остановившись, на трех принцессах Гессен-Дармштадских: Амалии-Фредерике – 18 лет; Вильгельмине – 17 лет; Луизе – 15 лет…

Все три вместе с матерью были приглашены в Россию, чтобы великий князь сам сделал выбор. Павел колебался недолго: «старшая очень кроткая; младшая, кажется, очень умная; в средней все нами желаемые качества: личико у нее прелестное, черты правильные, она ласкова, умна; я ею очень довольна, и сын мой влюблен …» – писала Екатерина.

Вильгельмина приняла православие и получила имя Натальи Алексеевны. Все казалось идеальным: невеста была юна, стройна, необычайно красива, остроумна… Но совершенства не существует!

Одним из фрегатов, посланных за невестами, командовал Андрей Кириллович Разумовский. За время пути Вильгельмина успела влюбиться в него по уши, он ответил взаимностью. И будучи уже великой княгиней, она стала его любовницей. Шпионы немедленно донесли об этом Екатерине.

Вторым пороком Натальи Алексеевны стал ее «опрометчивый ум, склонный к раздору». Она не хотела учиться говорить по-русски, позволяла себе спорить с императрицей, высказывалась за ограничение самодержавия и отмену крепостного права, активно участвовала в придворных интригах, портя и без того не лучшие отношения Павла с матерью.

Но самым худшим оказался третий порок: из-за врожденной деформации костей таза молодая женщина не могла иметь детей. Беременность, наступившая спустя четыре года после свадьбы, стала для нее смертельной. Пять дней промучилась Наталья Алексеевна, так и не смогла разродиться. Екатерина забыла все свои обиды и не отлучаясь, сидела около ее постели. «Я забывала пить, есть и спать, – писала она про смерть своей невестки в 1776 году, – и не знаю, чем поддерживались мои силы. Были минуты, когда мне казалось, что сердце разорвется от страданий, которые мне приходилось видеть».

Наконец молодая женщина умерла. Екатерина писала: «В пятницу я окаменела… Я, которая плачу всегда так легко, теперь присутствовала при смерти, не пролив ни слезы. Я говорила себе: если ты заплачешь…, другие зарыдают; если ты зарыдаешь, другие упадут в обморок; все потеряют голову, и начнется полный переполох». Ее скорбное молчание было понято превратно. Злые языки обвинили Екатерину в отравлении невестки.

Конечно, никакого яда Екатерина невестке не давала! Но могли ли петербургские врачи сделать молодой женщине кесарево сечение? Вряд ли, хотя операция эта уже была известна, и пару раз даже произведена врачами в Риге, но первое российское исследование на эту тему врача Данило Самойловича выйдет лишь в 1780 году, то есть три года спустя. Так что повлиять на ситуацию и спасти жизнь невестке Екатерина никоим образом не могла.