Екатерина Великая

Прекрасное представление, устроенное Потемкиным, привело императрицу в столь бодрое настроение, что даже известие о восстании в Варшаве — где недавно была объявлена новая конституция — не развеяло его: «Мы прекрасно подготовлены к любому повороту событий, и Бог свидетель, мы не склонимся перед самим дьяволом»^{1019}.

Первого мая Екатерина выехала в Царское Село, сообщив Храповицкому, что намерена сохранить поездку в секрете — будто, оставив Эрмитаж, она просто отправляется на прогулку. Едва ли это долго оставалось тайной, но ей доставляла удовольствие игра с придворными; она любила оставлять их в недоумении хотя бы на несколько часов и избегать тщательно разработанного церемониала официального отъезда. На следующий день Екатерина написала Гримму, чтобы сообщить ему о своем гневе и разочаровании в адрес одного из «карманных посланников», человека, которого она раньше считала другом — графа Сегюра:

«Но есть человек, которого я не могу простить за причиненное зло: это Сегюр. Пусть ему будет стыдно! Он лжив, как Иуда, и я не удивляюсь, что во Франции его никто не любит. В этом мире необходимо собственное мнение, а он его не имеет, и поэтому его презирают…

Перед некоторыми он выступал демократом, перед другими аристократом — ив итоге одним из первых перебежал к hotel de ville[62], чтобы дать эту замечательную клятву… Я рада, что он не возвращается. Он написал мне очень длинное письмо, на которое потребовал ответа, ибо, как он выразился, я оказываю эту честь принцу де Линю и принцу де Нассау. Я хотела бы ответить ему, что Линь не перебежал на сторону Ван дер Нута[63] и остался верным своему законному господину, а что касается второго, то я обязана писать ему, так как он напрямую нанят мною и находится под моим началом. И поэтому, чтобы мне не пришлось говорить ему то, чего он заслуживает, необходимо, чтобы не я, а кто-нибудь другой ответил ему за меня»^{1020}.

Екатерина в тот день чувствовала себя плохо, хотя и погуляла в парке в течение часа. Колики мучили ее и весь следующий день. Она сказала Гримму, что, по ее мнению, вся идея свободы дискредитирована французскими революционерами и что их свобода — это свобода, о которой люди вскоре пожалеют. Она определила свое понимание вопроса в Великой Директиве от 1767 года: «Человек должен обзавестись четким и ясным представлением о том, что такое свобода. Свобода — это право делать то, что позволяют законы»^{1021}.

14 мая в Петербург прибыл эмиссар Питта Уильям Фокенер; неделей позже он был представлен императрице в Царском Селе. По этому случаю они вместе отобедали и прогулялись по парку. Когда через два месяца он покидал Россию, ему подарили табакерку стоимостью в шесть с половиной тысяч рублей.