Екатерина Великая

С приближением дня свадьбы у Екатерины все чаще стали происходить нервные срывы, проявлявшиеся в слезах без видимых причин. Ее женское окружение делало все возможное, дабы отвлечь ее. Кроме обсуждения с ними тайн пола, Екатерина использовала своих гофмейстерин для экспериментов с фасонами, уговорив их присоединиться к ней при выборе прически. Сама она предпочла новый французский стиль, который подразумевал короткую челку и завивку.

Поскольку день свадьбы был уже назначен, одетые в кольчуги глашатаи в сопровождении конных гвардейцев и драгун три дня подряд под барабанную дробь делали публичные объявления. В день перед свадьбой двор переехал из Летнего дворца в Зимний. И в этот вечер наконец-то княгиня Иоганна явилась поговорить с Екатериной и объяснить, что будет представлять собой семейная жизнь. Доверительный разговор матери с дочерью происходил под грохот пушек и звон всех церковных колоколов, который длился с девяти до одиннадцати часов.

Утром двадцать первого августа в Зимнем дворце и прилегающих зданиях все поднялись рано. Им нетрудно было проснуться, так как в пять часов утра на бастионах Петропавловской крепости, в Адмиралтействе, а также на военных кораблях и других судах, стоявших на якоре в Неве, снова начали палить пушки. Княгиня Иоганна и графиня Румянцева с гофмейстеринами явились в покои Екатерины. Сначала ее одели в простое бело-золотое déshabillé (домашнее платье) поверх маленького кринолина. В восемь часов дежурный камергер Ее величества вызвал Екатерину в спальню императрицы. Та тоже была в déshabilléее волосы были уже уложены. Перед облачением невесты в свадебный наряд обе, и Екатерина, и Иоганна, произнесли короткие формальные благодарности императрице, которая милостиво им ответила.

Сначала нужно было сделать Екатерине прическу, и между императрицей и парикмахером состоялся спор по поводу новомодных кудряшек. Императрица хотела, чтобы волосы Екатерины лежали гладко — тогда украшения, которые ей следовало надеть, можно было бы надежно закрепить. Но парикмахер не хотел отказываться от взлелеянного замысла без борьбы. Графиню Румянцеву призвали в посредники. Екатерина хранила дипломатическое молчание, и императрица, раздраженная всей этой суматохой, сказала наконец парикмахеру, что он может делать что хочет. Когда волосы Екатерины уложили, они были, по словам Иоганны, черными, блестящими и без пудры. Явилась императрица, чтобы возложить ей на голову корону великой княгини и сказать, что она может надеть столько украшений, сколько хочет. Затем гофмейстерины помогли ей облачиться в очень тяжелое официальное платье из серебряной ткани, вышитое серебром по всем швам и кромкам и скроенное таким образом, чтобы подчеркнуть ее тонкую талию. На голову ей накинули серебряные кружева, а на лицо нанесли немножко румян. Иоганна признала, что дочь выглядит великолепно. Наряд великого князя, которого одевали в соседней комнате, соответствовал наряду Екатерины: он сверкал клинком и переливался бриллиантами.

Гвардейские полки, включая конных гвардейцев, заняли свои посты вокруг дворца, вдоль маршрута и вокруг церкви. Начали по одному прибывать экипажи, подвозя избранных участников. Большая процессия двинулась в сторону собора Казанской Божьей матери в десять часов. Первым двигался отряд кирасир, за ним — заместитель распорядителя церемонии в открытой карете. Затем следовали экипажи камер-юнкеров великого князя и великой княгини, начиная с самых юных, и перед каждым шли четыре лакея. Перед экипажами камергеров великого князя и камер-юнкеров императрицы шли по восемь лакеев, а сопровождал карету гайдук (личный слуга в ливрее). Количество лакеев, скороходов и гайдуков возрастало пропорционально важности персоны. Перед генерал-майорами шли два скорохода и десять лакеев; главнокомандующие, министры, сенаторы и «голубые ленты» (кавалеры, облеченные знаками отличия своих орденов) удостоились двух пажей на запятках, гайдука, нескольких мавров и гусар, четырех скороходов, двенадцати лакеев и конюшего верхом. Позади обер-гофмейстеров двора императрицы и фельдмаршалов двигался за своими барабанщиками отряд конной гвардии. Двадцать четыре кареты занимали фрейлины, камер-фрау и гофмейстерины.

На церемонии присутствовал епископ Любекский, брат Иоганны. Он ехал в великолепной карете с четырьмя скороходами впереди, четырнадцатью лакеями, двумя камер-юнкерами и двумя пажами, с четырьмя гайдуками у дверцы и скороходом в ливрее, шагающим перед лошадьми с четырьмя сопровождающими их грумами. Когда обер-церемониймейстер сообщил княгине Иоганне, что настала ее очередь занять свое место, она последовала за ним с принцессой Гессен-Гомбургской, а ее шлейф поддерживал монсеньор Латоф. Они с принцессой Гессен-Гомбургской ехали в одной карете, которая сопровождалась так же, как и карета епископа Любекского.

Кортеж императрицы был самым замечательным из всех.