Екатерина Великая

«Я направлялась в свою комнату и, пересекая вестибюль, увидела, что балюстрада в углу большого холла в огне. Балюстрада находилась в двадцати футах от нашего крыла. Я вошла в свои комнаты и обнаружила, что они уже полны солдат и слуг, пытающихся вынести как можно больше мебели. Мадам Чоглокова шла следом, буквально наступая мне на пятки, и так как мы ничем не могли помочь в здании, нам оставалось лишь ждать, когда пламя охватит его целиком. Мы с мадам Чоглоковой вышли и обнаружили у двери экипаж, принадлежащий хормейстеру Арайе, который прибыл на концерт у великого князя (его я лично предупредила, что здание горит). Мы сели в этот экипаж (улицы утопали в грязи из-за проливных дождей, которые лили несколько дней) и из кареты наблюдали за пожаром и за тем, как из всех концов здания вытаскивают мебель. Затем я заметила странную вещь — поразительное количество мышей и крыс, идущих вниз по лестнице единым потоком, даже и не думая поторопиться»^{148}.

Екатерина и мадам Чоглокова покинули здание в три часа; к шести от него не осталось и следа. Жар от огня стал невыносимым, и наблюдателям пришлось отъехать на сотню метров в поле. Большинство платьев Екатерины и другие ее вещи, включая книги (она в это время читала «Dictionnaire Historique et Critique»[23] Пьера Бэля со скоростью один том за шесть месяцев — всего было пять томов) были спасены от огня. Императрица, однако, потеряла 4000 платьев, привезенных в Москву. (Среди платьев, спасенных для Екатерины, оказалось несколько принадлежащих графине Шуваловой, нижние юбки которых были оторочены сзади кожей, так как после рождения первого ребенка графиня страдала недержанием). Императрица отбыла в свое имение Покровское, а великие князь и княгиня временно поселились в доме, принадлежавшем Чоглоковой. Они нашли этот дом ужасным — гниющим, насквозь продуваемым и «полным паразитов»^{149}.

В феврале 1754 года Екатерина поняла, что снова беременна. Во время этой третьей беременности за ней очень внимательно наблюдали, и ее физическую активность сократили до минимума. Например, она оставалась дома во время пасхальной недели, когда группа гофмейстеров, включая Сергея Салтыкова, отправилась на верховую прогулку с великим князем. Двадцать первого апреля, в двадцать пятый день рождения Екатерины, Николай Чоглоков, который некоторое время болел, был объявлен безнадежным. Екатерина расстроилась, так как уже научилась ладить с ним, а также преуспела в обращении его жены в лояльного друга. Главной заботой Елизаветы было, чтобы его забрали умирать дома, подальше от двора, «так как она боялась мертвых»^{150}. Как только он умер, императрица назначила страшного графа Александра Шувалова, кузена Ивана и главу Секретной Канцелярии, выполнять в доме великих князей функции Чоглокова. Шувалов, как оказалось, страдал лицевыми подергиваниями, «чем-то вроде конвульсий, которые искажали всю правую сторону его лица от глаза до подбородка при любых эмоциях — радости, гневе, страхе или тревоге».

В мае двор вернулся в Санкт-Петербург. Екатерина испытала огромное облегчение, обнаружив, что Сергей Салтыков и Лев Нарышкин едут в той же группе, что и они с Петром. Но она ни разу даже не увидела Салтыкова во время всего долгого и утомительного путешествия (его намеренно сделали очень медленным из-за беременности Екатерины), потому что находилась в экипаже с Александром Шуваловым и его женой, мадам Владиславовой и акушеркой, которую приставили для постоянного наблюдения.