Екатерина Великая. Биография

"Матушка, милосердная Государыня... Как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу; но как перед Богом скажу истину. Матушка!.. Готов идти на смерть; но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете... Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя... Но, Государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князь Федором (Барятинским). Не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня, хоть для брата. Повинную тебе принести и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил; прогневили тебя и погубили души на век".

В подлинности этого письма сомневаться не приходится. Только Достоевский был бы в состоянии несколькими мрачными штрихами так верно передать душевное смятение пьяного злодея, эту чисто русскую смесь звериной грубости с метафизическим страхом, этот элементарный порыв мучащегося греховного сердца. Письмо безусловно подлинно, подлинен и страх Алексея Орлова перед гневом императрицы, - значит, она не давала поручения убить, хотя бы косвенно. Для каждого светского суда этот грязный серый листок бумаги послужил бы к полному оправданию Екатерины.

Более чем тридцать лет спустя ее сын Павел находит среди ее бумаг это письмо и восклицает:

- Слава Богу, наконец-то разъяснены все мои сомнения: моя мать не была убийцей моего отца!

Она не поручала убить Петра, но хотела его смерти, не могла не хотеть его в том положении, в котором она находилась. Смерти, естественной смерти, как "самого лучшего из всех возможных решений". Ну, а убийства?

Если она и не пыталась ни словом, ни благосклонным взором завербовать услужливую руку, которая осуществила бы ее затаенные мечты, то не играла ли она все же немного в руку Провидению, не дала ли ему случая привести в исполнение свои неисповедимые намерения? Она разлучила Петра с его возлюбленной, единственным искренно ему преданным человеком. Это первое. Второй факт сводится к тому, что Петра на протяжении восьми дней оставляли в Ропше, хотя еще 29 июня, то есть во время государственного переворота, отправлен был курьер в Шлиссельбург, чтобы привести там в порядок комнаты Для сверженного императора.

Вслед первому курьеру был отправлен 30 июня второй, который должен был озаботиться обустройством этих комнат, и 1 июля в Шлиссельбург были действительно доставлены некоторые предметы обстановки. Но потом прошло шесть дней, в течение которых ничего, ровно-таки ничего не было сделано в этом направлении. Ни в одном архиве нельзя найти ни одной строчки, написанной 1 июля и относящейся к переезду Петра в Шлиссельбург.

Это, правда, еще не есть убедительное доказательство: эти шесть дней Екатерина была настолько занята совещаниями, приемами и празднествами, что представляется вполне допустимым, что в суматохе, вызванной необходимостью издания настоятельнейших манифестов, распоряжений и указов, она отложила вопрос об интернировании Петра на потом, на более спокойное время. Это допустимо, хотя в первые дни вопрос о Петре и считался чрезвычайно спешным.

Несомненно, однако, что в отдаленной Ропше "неисповедимому Провидению" гораздо скорее мог представиться случай осуществить свои намерения, чем в тщательно охраняемой Шлиссельбургской крепости.

Как бы то ни было, если даже Екатерина до того момента, как она получила ужасное письмо Алексея Орлова, не имела ни о чем представления и была совершенно неповинна, она становится с этого момента соучастницей, так как скрывает убийство, отрицает его, оставляет безнаказанным.

Могла ли она поступить иначе? Убийца - брат ее любовника. Уж этого одного было бы достаточно, чтобы повергнуть ее как женщину в невероятное душевное смятение. Этому убийце и его братьям она обязана в значительной степени своей короной, уже одно это обстоятельство создавало для нее как для человека величайшие затруднения. Но и помимо этого, помимо соображений частного, личного характера, Орловы были популярнейшими представителями совершенного государственного переворота, вся его подготовка неразрывно связана с именем Орловых. Привлечь к ответственности и покарать Алексея Орлова значило бы вызвать сомнения в непогрешимости героев переворота, вызывать сомнения и насчет самой Екатерины, означало бы открыть доступ волне беспорядков, смятению, беспокойству. Если Орловы держатся только благодаря Екатерине, то и она в данный момент, через восемь дней после переворота, неразрывно связана с популярностью и славой Орловых. Екатерина не может наказать Алексея Орлова по политическим соображениям, совершенно независимо от тех или иных личных моментов.

Екатерине не понадобилось много времени, чтобы осознать это, что бросает темную тень на моральную сторону ее личности и яркий свет на ее прозорливую мудрость. Через полчаса после того, как она получила ужасное письмо, оно уже исчезло в потайном ящике ее письменного стола и вышло оттуда на свет Божий только после ее смерти.