Она принимает свои решения совершенно самостоятельно, не признает никакого контроля, диктует свою волю. Но эта воля еще полна в то время свежего и неиспорченного духа гуманности. Впервые в истории России монарх задумывается о своем народе, видит в маленьком человеке не только объект для эксплуатации. Первые мероприятия Екатерины направлены против лиц, пользующихся привилегиями: она отменяет большую часть монополий, сдачу таможенных пошлин на откуп, предоставляет право свободной торговли некоторыми важными продуктами, запрещает вывоз зерна, чтобы понизить в стране цену на хлеб. Она еще не забыла своего Монтескье. Дух его витает над ее большим (хотя и оставшимся без практического значения) манифестом против коррупции чиновников и продажности суда.
Странный фарс мировой истории: толстый Людовик остается глух к новой музыке, зазвучавшей в его стране, и кроты, подрывающие его трон, становятся бардами самодержицы всероссийской! Двойной фарс: духовный глава самого верующего на земле народа становится идеалом просветительной литературы. Духовенство встречает в лице Екатерины верного союзника в борьбе за власть над умами.
Она молится и постится точно так же, как молилась и постилась "благочестивейшая императрица Елизавета".
Но то, что являлось у Елизаветы естественным, Екатерина делает только для внешности. Никто из представителей духовенства не имеет влияния на настроение и умо-воззрение, и в тех случаях, когда речь идет о светских вопросах власти, союзница превращается в противницу. В то время как Екатерина отправляется на паломничество в Троицкий монастырь, куда так часто ездила Елизавета, назначенная ею комиссия занимается разработкой вопроса о секуляризации церковных имуществ. В этом единственном пункте Екатерина не считает своего покойного супруга неправым: секуляризация является неотложной государственной необходимостью. И чем очевиднее становится эта необходимость, тем истовее обнаруживает Екатерина свою благочестивость. Секуляризация церковных имуществ не только завершает дело Петра Великого, лишая духовенство его безграничной власти и превращая его в платных чиновников государства, она дает кроме того свободу более чем миллиону крестьян.
Если Екатерина желает управлять в духе Монтескье, то она должна усматривать центральную проблему в отмене крепостного права. Это не только проблема свободы личности в ее простейшей, примитивнейшей форме, это, помимо социальной проблемы, и проблема духовная, не терпящая компромиссов. Речь идет не о том, чтобы облегчить положение крепостных, уменьшить их количество наполовину или на три четверти. Если Екатерина и впрямь желает управлять, опираясь на волю народа, то в ее стране вообще не должно было бы быть рабов.
По филологической иронии русского языка крепостные именуются "душами", и средней ценой "души" считается тридцать рублей. Что бы ни совершила Екатерина для блага своей страны, для ее величия, славы и цивилизации, все это - с точки зрения гуманности - остается штукатуркой, фасадом, праздным отводом глаз до тех пор, пока в стране существуют люди, которых можно продавать, как животных, души, лишенные права распоряжаться своими телами.
"О, свобода, душа всех вещей, без тебя все мертво", - пишет Екатерина. Но если свобода самая драгоценная на земле вещь, то нетрудно высчитать стоимость всего того, чего достигает Екатерина, опираясь на рабство своих подданных: меньше тридцати рублей.
Как раз при попытке разрешения этой самой жгучей из всех проблем Екатерина испытывает самое суровое столкновение с действительностью. Это столкновение происходит в первые же недели правления и чрезвычайно характерно, что она никогда не упоминает об этом решающем эпизоде, предпочитает выслушивать все упреки в непоследовательности, но не сознаться в том поражении, которое понесла ее оптимистическая вера в людей.
Положение крепостных не повсюду одинаковое. У благоразумных помещиков, понимающих, что в их собственных интересах "беречь и кормить свою дойную скотинку", крепостным живется ненамного хуже, а в некотором смысле даже спокойнее, чем остальному европейскому земельному пролетариату. Но в фабричных и горнозаводских районах их жизнь сплошной ад.
Купленные мужики дешевле всего прочего рабочего инвентаря, и соответственно с этим их меньше щадят, их рабочее время не ограничено, их питание сведено к минимуму, телесные наказания применяются беспрерывно. Никаких гигиенических или профилактических мероприятий нет и в помине, работа в рудниках не только адски тяжела, но сопряжена с опасностью для жизни.