– Ах, Боже Правый, какие запросы! Второй раз слушаю сии сентенции и поражаюсь глупости Густава, коий решил стать моим посредником в заключении мира с турками. Благодетель нашелся!
Строганов поддакнул:
– Турецкий благодетель!
Последовали одобрительные отклики на сие замечание.
– Пусть токмо сунется к нам, сей новоявленный полководец-флотоводец!
– Прочувствует русский штык и русские ядра!
– Сей король никак не может понять, – прервала их Екатерина, – что русские непобедимы! Сего же дня, – продолжала она, – чтобы в Санкт-Петербурге шведского посольства и духу не было! Собрать на шведской границе все, что наберется у нас из оставшихся войск, и набрать новых рекрутов.
После совещания, все, в большом раздражении, говорили о министре – посланнике Юхане Фредрике фон Нолькене.
Граф Строганов с презрением изрек:
– Ведь сей человек был всеми уважаем…
– А выяснилось, что он активно шпионил за всем, чем можно было! – говорил горячо и с возмущением граф Мамонов.
После пятнадцатилетней службы в шведском посольстве в России, Юхан Фредерик фон Нолькен, вынужден был покинуть Петербург. Вскоре императрицу известили, что он получил должность шведского посланника в Вене.
Между тем, впрочем, Екатерину грела мстительная мысль, что совсем недавно она сумела уговорить графа Кобенцеля, продать ей свою прекрасную коллекцию картин.
Угроза со стороны Швеции была не шуточной, Екатерина едва удержалась от побега из своей столицы, понеже неприятельская армия подступала к стенам Петербурга. Сто шестьдесят лошадей стояли наготове в Царском Селе, на всякий случай, и императрица ложилась спать, держа свои драгоценности рядом. Екатерина находилась в непривычном для нее нервном возбуждении, выдержка нередко изменяла ей, и она, дабы отвлечься от тяжелых мыслей, взялась за чтение «Сравнительных жизнеописаний» древнегреческого философа Плутарха: хоть какая-то польза от сидения в страхе.
Тем не менее, во время официальных приемов императрица держалась с прежним достоинством. Подоспели приятные дни празднования дня ее восшествия на престол, кои были прекрасно организованы Безбородко и Трощинским. Но сразу после них, некоторые стали нашептывать государыне, что столица в крайней опасности. Однажды, в слезах, с запальчивостью государыня заявила Безбородке и Храповицкому:
– Естьли разобьют наши, стоящие в Финляндии, войска, то сама пойду воевать!
– Матушка, о чем вы?
– И нечего вам, друзья, удивляться: возглавлю резервный корпус! И Баста! Думаете не смогу выстроить каре и пойти на шведов? Вы меня не знаете!