Екатерина Великая. Греческий прожект

Государыня Екатерина Алексеевна, получая подобные письма, недоумевала, что происходит с князем? Странно ей было, что ее храбрый и умный командующий армией, не предпринимает решительных наступательных шагов на протяжении целого года, в то время как он давно уж нужон в столице, где тоже стояли дела, требующие аттенции Первого министра. К тому же, она жестоко скучает без него: последнее время она ни о чем не может говорить, окроме, как о Светлейшем князе, что явно не по душе графу Александру Мамонову. Положение становилось таковым, что с каждым днем все труднее было хоть как-то уверять весь свет, что она, имея к князю неограниченную во всех делах доверенность, в выборе своем не ошиблась. Не было никакого движения, все стояло на мертвой точке. И оставить армию он не мог, не сделав какого-нибудь славного дела. Ужо хотя бы Очаков взял!

Екатерина, неотступно думая о нем, молилась и просила Бога вразумить его, дать силы на достойное завершение предпринятых им военных дел, просила о скором его возвращении, понеже дела с соседственными странами нуждались в решении. Особливо ее беспокоили известия из Британии. Вести о странностях аглинского короля и, в последнее время, тяжелой его болезни, хорошо были известны во всех Европейских дворах.

– Чем же он хворает? Похоже на болезнь короля Прусского? – испрашивала государыня своего медика Роджерсона об аглинском короле.

– Нет, похоже на хворающего брата Перекусихиной, Василия Саввича и покойного Александра Михайловича Голицына: тут и смешанная подагра, и водяная и геммороиды. Сия хворь неизлечима.

– Да-а-а-а, брат Марии Саввишны, при смерти, – с грустью в голосе, молвила Екатерина Алексеевна.

Храповицкий, присутствующий здесь же, ввернул:

– Жаль… Хороший человек… Каковой он отстроил Новодевичий монастырь!

Екатерина поддержала своего секретаря:

– Красавец – монастырь! Брат Марии Саввишны – талант!

Далее беседа не клеилась: Екатерина удрученно молчала, теребя оборки на руковах, засим, обратясь к Храповицкому, молвила:

Мария Саввишна пребывает в большом горе, хоть и крепится. Сэр Роджерсон предупредил меня – не жилец Перекусихин, дни его сочтены. Как я ее не утешаю, она в отчаянии. Сказываю ей: не убивайся, «и царь, и народ – всё в землю пойдёт», а она все плачет. Кстати, – паки обратилась она к секретарю, – Александр Васильевич, велите, на случай похорон для ее брата, взять от Камер-цалмейстера, да похоронить за казенный счет в Александро-Невской лавре.

– Всенепременно, Ваше Величество!

Екатерина поднялась, удрученно промолвив:

– Пойду, посижу с ней, можливо немного успокою. Брат ее характером – один в один с сестрой. Прекрасный человек!

Собираясь удалиться, Екатерина испросила Храповицкого:

– Не боитесь смерти, Александр Васильевич?

– Как сказать, Ваше Величество? Умереть сегодня – страшно, а когда-нибудь – ничего, – ответствовал с улыбкой Храповицкий.

Екатерина, направлявшаяся к Перекусихиной, тоже улыбнулась в ответ.

– И то правда! – успела сказать она уже в дверях.

* * *

Подруга юности императрицы Екатерины Алексеевны, Анна Алексеевна Гагарина, в замужестве Матюшкина, специально приехала в Санкт-Петербург повидаться с императрицей. После бурной встречи, она, проговорив с Ея Величеством с часа два, наконец, расплакавшись, попросила у государыни помощи: Матюшкина не могла совладать со своей легкомысленной дочерью Софьей, коей уже минуло двадцать восемь, а выйти замуж никак не могла.

– Христом Бога прошу, милая моя государыня Екатерина Алексеевна, помогите! – просила она, утирая слезы. – Неужто ей суждено повторить мою судьбу?

– Чем же плоха твоя судьба, Анна Алексеевна? Ну, вышла замуж позже, в тридцать восемь, зато прожила счастливо со своим Митрием Михайловичем. Что еще нужно девице?

– Мне посчастливилось, матушка моя, но помните: я не была такой влюбчивой, легкомысленной и непостоянной.

Екатерина вздохнула:

– Господи, с ее-то красотой! Дочь у тебя писаная красавица!

Анна заплакала пуще прежнего. Екатерина обняла ее:

– Да, не тужи ты, подруга верная моя! Я твоего добра ко мне никогда не забуду! Выдам твою Софью замуж, и глазом не успеешь моргнуть! Давно надобно было ко мне обратиться.

Екатерина, чуть помолчав, изложила свой план:

– Есть у меня на примете один поляк – Юрий Михайлович Виельгорский. Он занимает должность писаря польного литовского, старший сын литовского великого кухмистра. Мать его – урожденная княжна Елизавета Огинская. Так что не из последнего рода.

– Хорош собой?

– Хорош, поверь мне! Софье Дмитриевне понравится. К тому же он музыкант, любитель искусств…

– Ах, Боже мой, государыня-матушка! Недаром я всю жизнь мою молюсь на вас! Господь отблагодарит за мою дочь втройне!

Анна Алексеевна сделала движение, дабы повалиться в ноги, но Екатерина укоризненно удержала ее:

– Что вы себе позволяете, Анна Алексеевна! Так не годится вести себя с государыней, коя любит и ценит вас! А милость моя касательно Софьи – мелочь противу всего того, что я видела от вас хорошего. Поелику, через неделю встретимся и обговорим все обстоятельнее.