Екатерина Великая. Греческий прожект

Екатерина, узнав о сих событиях, стала называть Густава не иначе, как Фуфлыгой, а Потемкину отписала, что теперь уверена в исходе войны и не собирается более обращать внимание на дурацкую шведскую войну. Более того, изрядно обозленная на своего братца, императрица, с помощью Храповицкого, завершила свою пиесу – оперу «Горе-Богатырь Косометович», где язвительно высмеяла его безуспешные нападения на русские земли. В скорости разыгранная в императорском театре, опера повеселила, ненавидящих шведов, русских зрителей.

Вялые и нерешительные действия главнокомандующего шведскими войсками – короля Густава вполне гармонировали с такими же качествами русского командующего Мусина-Пушкина, коего недовольная его бездействием, Екатерина, в сердцах называла «сущим болваном». Благодаря сим сонным командующим, все время дондеже Его Высочество Павел Петрович был на фронте, ничего не происходило. Пришедшему в армию вслед за Наследником кирасирскому полку, так и не пришлось достойного применить свою силу и выучку. Простояв без дела все лето, полк с наступлением осени возвратился в павловские казармы. В дальнейшем императрица приказала им патрулировать побережье финского залива на случай высадки вражеских десантов.

Записки императрицы:

Оказывается, Великий князь, уходя на фронт, написал два завещательных пространных письма. Одно своей жене, другое – детям. В них он предписывал своей семье, как управлять Россией на случай, естьли он погибнет, а российским императором станет его старший сын Александр Павлович.

* * *

Государыня Екатерина Алексеевна получила донесение, что генерал-поручик Мусин-Пушкин, желая воспользоваться беспорядками в шведской армии, положил перейти границу и атаковать шведов. Однако, императрица запретила наступательные действия, надеясь, что сами конфедераты внутри армии, возьмут власть в свои руки. Тем паче, что ей вовсе не хотелось, дабы ее сын – наследник, принимал участие в военных действиях, рискуя жизнью. Екатерина решила, что все-таки надобно бы отозвать его от шведских границ домой.

Десятого апреля первые батальоны и гренадерские роты всех трех пехотных полков Гвардии, под начальством Лейб-Гвардии Измайловского полка премьер-маиора Арбенева, поступили на усиление армии графа Мусина-Пушкина. Оставив Петербург в середине апреля, они представлялись через неделю у станции Кнут, на смотре Великому князю Павлу Петровичу, кои, затем, стали лагерем у Выборга.

Поскольку между Данией и Россией был заключен оборонительный союз, в случае нападения Швеции на одну из них, то в сентябре Дания неохотно, но все-таки, начала военные действия противу шведской армии. К тому времени российский флот понес весомую потерю: к великому сожалению, адмирал Самуил Грейг скончался от простуды во время блокады Свеаборга. Поколику наступали осенние непогоды, русский флот под командованием контр-адмирала Козлянинова сняв блокаду Свеаборга, перешел на зимнюю стоянку в Ревель. А брат короля Густава Третьего, герцог Зюдерландманский, воспользовавшись оным, сумел добраться к берегам Швеции.

Датские войска заняли несколько шведских городов, что неожиданно, для короля, а тем паче, для Екатерины, вызвало в Швеции всплеск патриотизма и риксдаг, под давлением, воспользовавшегося моментом, короля Густава, вынужден был издать «Акт единения и безопасности», дававший их монарху почти неограниченную власть. На второй год войны были арестованы, не успевшие скрыться, сто двадцать пять офицеров-конфедератов. К тому же, и Британия, и Пруссия не дремали и предъявили Дании ультиматум с тем, что, естьли она не прекратит военных действий, то они нападут на Данию. Пришлось датскому правительству, в короткий срок, заключить с шведами перемирие. По сему поводу, паки государыня Екатерина Алексеевна собрала Совет.

– Смотрите, как упорствуют шведы! – с возмущением вещал генерал-адмирал Иван Чернышев. – Летом, год назад, наш Адмирал Грейг дал герцогу Зюдерманландскому по носу при Гогландском сражении, ан, не остепенил его!

– А что оному герцогу? У него флот едва ли не самый лучший в мире. Куда нашему до него, – смело заметил Александр Мамонов.

– Так что же! – зло возразил граф Чернышев. – Для наших тогда было первое сражение, они сопротивлялись четыре часа, и шведам пришлось отступить!

Граф Строганов с гордостью напомнил:

– И потери были почти одинаковыми. Мы обязаны сей победой покойному Самуэлю Грейгу за его твердость и непоколебимую решительность. Жаль, что желчная болезнь свела его в могилу.

Императрица кивнув Строганову, грустно промолвила: