Екатерина Великая. Греческий прожект

– Для нас его смерть большая потеря! Все бы так, как он, воевали во славу Российской империи! Благодарение и нашему, русскому адмиралу Василию Чичагову! В прошлом году он выиграл Эландский бой. Он так проучил братца короля, что тот уж полгода не показывался на море!

Министр флота, генерал-поручик, граф Иван Чернышев усмехнулся:

– Да, и хотя флот шведский прячется, но гребной флот адмирала Нассау-Зигена нашел их на рейде у Рочесальма, где потопил их тринадцать кораблей при наших потерях в два корабля. Это ли не победа! Каковые герои и контр-адмирал Юлий Литта, и адмирал Антонио Коронелли!

Довольная Екатерина улыбнулась.

– Об общей победе говорить еще рано, но храбрость и самоотверженность наших матросов безмерна, и не мудрено, что всем им были вручены медали: «За храбрость на водах финских».

Граф Безбородко заметил:

– На удивление, не худо себя показали солдаты Великого князя!

Граф Иван Григорьевич, поглядывая на государыню, подхватил:

– Не худо, что не худо, то не худо!

Екатерина сделала вид, что не слышит сих реплик.

После небольшого шумного разговора о сей незабываемой победе у Рочесальма, императрица молвила:

– Однако, господа, не худо бы подумать о дальнейших наших действиях на флоте. Желаю послушать ваши предложения.

Первым, по-обязанности, выступил, с весьма дельным предложением, граф Чернышев.

Записки императрицы:

Сим летом 1788 года Михаил Кутузов со своим корпусом принимал участие в осаде Очакова, где в августе был вторично тяжело ранен в голову. И на сей раз пуля прошла почти по старому каналу. Михаил Илларионович паки выжил, теперь он в госпитале в Австрии. Знать, Кутузову судьба всегда быть раненому в одно и тоже место.

* * *

К середине ноября Лиман покрылся льдом, так что с оной стороны тоже появилась возможность штурмовать крепость. Но как не намекали, не доносили до Светлейшего открывающиеся новые способы штурма, он не хотел никого слушать и не предпринимал никаких шагов к овладению крепости. Окружающее общество Главнокомандующего, не выдерживало бездействия и, постепенно, стало отбывать кто куда. Своего изнывающего от безделья друга Сэмюэля Бентама, Потемкин отправил с поручением на Дальний Восток. Принц Нассау-Зиген, потерявший милостивое к себе отношение Светлейшего, уже давно уехал в Петербург и воевал со шведами, контр-адмирал Джон Джонс, коий раздражал всех своим чрезмерным честолюбием, был отставлен самим Потемкиным. Удалился и князь де Линь, полагавший, что Очаков никогда не будет взят и, добравшись до Вены, всячески распространял сию мысль. Потемкин понимал, что людям не по нраву бесполезная осада Очакова, но продолжал медлить.

В окружении императрицы заговорили о его трусости. Но Екатерина ведала, что князь ждал сначала подхода артиллерии, дабы контролировать Лиман, затем ждал полного открытия второго фронта со стороны австрийцев. В конце осени императрица получила сообщение, что стало известно от турецкого дезертира, что сераскир Очакова не собирается сдаваться. Стало быть, единый способ, каковым можливо было его завоевать был штурм крепости. Не откладывая, Екатерина отписала князю письмо, убеждая его взять Очаков и отправить армию на зимние квартеры. В письме она настойчиво внушала князю, что ничего на свете так не хочет, как иметь удовольствие увидеть его по столь долгой разлуке и поговорить изустно о многом. Вначале осады, сам Потемкин и императрица полагали, что крепость будет сдана вскорости, но время шло, а турецкая крепость продолжала жить своей жизнью. Государыня обнаруживала страшное нетерпение и во многих письмах испрашивала Светлейшего, когда же будет взят Очаков. Потемкин свое промедление объяснял все тем же нежеланием терять людей на подступах к крепости. Обещал, что доведет Очаков до сдачи блокадою, что для того – ждет зимы. Сии его сентенции в последнее время вызывали презрительные смешки, особливо, недругов.

– Любопытной чертой обладает наш Циклоп, – заметил как – то в разговоре, сидя среди своих приятелей в кабинете Иностранной Коллегии, известный сочинитель Фон Визин.

– Любопытной? – поднял от бумаг свою курчавую рыжую голову Аркадий Морков.

– Весьма! Сам он, как сказывают, отменный храбрец, несколько раз рисковавший жизнью на турецкой войне….

– Да-а-мс, сказывают, около него свистели пули и падали ядра. То бишь: кругом кровь, смерть рядом ходит, а он, стало быть, выражает искреннюю скорбь при гибели солдат.

Фон Визин усмехнлся:

– Чему удивляться! У «Князя тьмы» сказываются черты пресыщенного, изнеженного сибарита, коему, видите ли, тяжело видеть страдание, происходящее на его глазах.