Екатерина Великая. Греческий прожект

Он прекрасно понимал, как его ждет Екатерина. И сам желал видеть ее. Но паки возобладало его актерское нутро, желание, чтоб она прочувствовала, как он значим, любим, и, как необходим ей. Ему в очередной раз захотелось сыграть так, чтобы она его не просто ожидала, а считала бы дни, часы и минуты до встречи, и его появление считала бы за счастье. Ну, и, чтобы весь Петербург напрягся в ожидании своего героя.

И он добился своего! Послав курьера с сообщением, что он выехал, князь Таврический с удовольствием лицезрел, как его всюду встречают, как императора. В городах, в дни ожидания Светлейшего князя, по целым суткам звонили в колокола, огромные толпы народа выходили далеко на дорогу встречать его. Власти, от губернатора до мелких чиновников, в парадных мундирах, с нетерпением ожидали князя. При его появлении, все склонялись перед ним, а он, могущественный князь, фаворит императрицы, проходил среди вельмож и толп народа, слегка кивнув головой, едва отвечая на подобострастные поклоны окружающих. Опричь генерал-адъютантов, его сопровождал бессменный секретарь Василий Степанович Попов. Сам любитель красиво одеться, Попов вначале, не сразу смог отвести глаз от Светлейшего князя: столь неотразим он был в своих бархатных широких сапогах, в венгерке, крытой малиновым бархатом с собольей опушкой, в большой шубе, крытой шелком, с белой шалью вокруг шеи. Едино портило его то, что пополневшее его лицо, выглядело болезненно. И то не удивительно, князь последнее время паки злоупотреблял питием и неумеренным количеством употребляемой еды во время кушанья.

Изрядно устав, по пути в столицу, в Харькове они решили остановиться с ночевкой. На другой, по приезде, день, все ожидали князя Потемкина-Таврического в соборе. Светлейший князь пришел к середине службы и остановился не там где ему приготовили место под балдахином, а с правой стороны амвона, посреди церкви. Он взглянул вверх, во все четыре конца и вслух заметил губернатору Федору Ивановичу Кишенскому:

– Церковь недурна.

Губернатор, счастливый лестным отзывом, поклонился Светлейшему. Попов наблюдал, как губернатор обрадовано, что-то ему ответил. Но князь не слушал его. Он вынул из одного кармана табаку и нюхнул его, другой рукой вынул что-то из другого кармана, бросил в рот. Жуя, он еще раз взглянул вверх. В момент, когда Царские врата отворялись, он, ни слова не говоря, повернулся и зашагал к выходу. Тут же сел в экипаж и уехал, не попрощавшись и с губернатором. Василий Попов еле поспевал за ним, понеже во все свои последующие намерения князь никого не посвящал.

Наконец, вечером, четвертого февраля, Главнокомандующий с небольшой свитой, проехав на санях по иллюминированному пути к Царскому Селу, занял свои апартаменты. Пушечную пальбу императрица услышала во время бала в честь рождения в Великокняжеской семье пятой дочери – Марии Павловны. Императрица, желая особливо почтить князя Таврического, предупредила его представление, и сама, первая, посетила его, оставив праздник. Она нашла Светлейшего князя в его апартаментах во время переодевания и долго оставалась с ним наедине.

Князь Потемкин появился, ведя под руку императрицу Екатерину, в мундире, на котором красовался орден Святого Георгия I-й степени, – отличие, дававшееся обыкновенно токмо высочайшим особам. При его их появлении на празднике в честь рождения Великой княжны Елены Павловны, все замерли. Пожалуй, каждый мужчина почувствовал, как он мелок в сравнении с внушительной, статной фигурой всесильного Светлейшего князя.

В последующие дни, в честь могущественного фаворита давали балы, и весь город перебывал у него с нижайшими поклонами. Засим последовали рабочие дни. Светлейший князь появлялся в кабинете императрицы, распространяя вокруг себя французский парфюм. Белая батистовая рубашка, нарядный кафтан, шитый из такой же бархатной ткани, что и камзол, короткие панталоны, белые шелковые чулки и черные, на толстой подошве башмаки с золотой пряжкой, делали его неотразимым. Императрица, встречая его в своем кабинете, не сразу могла отвести от него глаз, отчего Мамонов хмурился и даже пытался дерзить князю, на что тот лишь скептически ухмылялся. Светлейший князь сразу же переходил к делам, упражняясь с императрицей делами государственными, особливо, чужестранными. Надлежало изучить дела касательно отношений, не токмо с Турцией, но и с Швецией, Польшей, Британией и Пруссией.

Влияние князя Таврического на государыню за время его пребывания в Петербурге было огромным. По крайней мере, сие было видно едино из того, что князю Потемкину были поручены обе армии: Екатеринославская и Украинская – Румянцева, так что он теперь назначался полководцем всех военных сил на юге и юго-западе. Узнав об оном, знаменитый и, несправедливо обиженный, герой России, граф Петр Румянцев-Задунайский, уехал из Петербурга в свою малороссийскую деревню.

* * *