Екатерина Великая. Греческий прожект

Алексей Григорьевич Бобринский просит об увольнении его из ротмистров конной гвардии; уволен с чином бригадира. Просится в Петербург, но пока не разрешаю. Завадовский, в качестве опекуна, заботится о приведение его дел в порядок, понеже у него слишком много долгов.

* * *

В конце марта восемьдесят девятого года, императорский двор получил малоприятное сообщение, что, настроенный на подписание мирного договора с Россией, турецкий султан Абдул-Хамид, внезапно скончался. Сменил его, полный желания действовать, воинственный молодой султан Селим Третий. Сей умный, но весьма агрессивный новый правитель, не замедлил заручиться поддержкой Англии, Франции, Пруссии и Швеции. Конечно, он был настроен на победную войну с Россией, коей ничего не оставалось, окроме, как опять завоевывать мир на поле битвы. Враждебные Британия, Голландия и Пруссия стали между собой союзниками.

В марте же, в Петербург приехал аглинский посланник Уильям Фаукнер с пакетом условий, по которым Россия должна была отказаться от Очакова и других крепостей и тогда, по разумению короля аглинского, можно будет подписать с Турцией мир, такой же, как довоенный, то есть «status quo ante bellum». Возмущению Екатерины и Светлейшего не было предела. Посланник получил категорический отказ.

– Мы сами с усами, разберемся без вашего диктата и ваших условий, – едва разжимая губы, высокомерно и резко бросил посланнику князь Потемкин.

Распрощавшись с послом и его свитой, мрачный князь Таврический, усевшись в кресло, взглянул на Екатерину. На побледневшем лице императрицы, глаза метали стрелы.

Не сдержав себя, она выкрикнула:

– Наглость сих господ беспредельна! Каковы! Стало быть, они грозят выставить противу нас в Прибалтике сто двадцатитысячную армию!

Выпив стакан воды, встав со своего места, императрица прошлась колико раз по комнате, нервно поправляя рукава платья.

Потемкин зло усмехнулся.

– Опричь того, Прусский король, оказывается, грозит вступить в войну на стороне Турции, якобы таковой союзный тайный договор у них существует с прошлого года.

Князь, дернувшись, встал:

– Пусть токмо попробуют пруссаки. Быстро пожалеют, штаны обмочут, – сказал он тихим, но грозным тоном.

Он подошел, склонился над рукой государыни. Екатерина левой рукой обняла его голову.

– Сокол мой, у меня вся надежда на тебя. Делай все, что найдешь нужным, токмо проучи сих непроходимых наглецов!

– Не сомневайся, государыня моя, они свое получат!

Время летело стрелой. Светлейший князь, бывая на всех великосветских балах, сам дал несколько, на коих непременно присутствовала императрица Екатерина Алексеевна, со своим красавцем Мамоновым. Возвращаясь как-то раз, с Мамоновым, князем Потемкиным и небольшой свитой из долгой лодочной прогулки на Крестовом острове, усталая Екатерина приказала остановиться, по просьбе Безбородки у его дома, на Выгрузном переулке. Александр Андреевич пригласил всех отдохнуть у него, да отобедать. Дальнозоркая Екатерина, сравнивая его, на вид скромный дом, построенный Кварнеги и Главпочтамт, построенный Николаем Львовым, в который раз подумала, что наш русский архитектор намного талантливее. Безбородко, проследив за ее взглядом, заметил:

– Уж колико я доволен зданием Николая Львова! Все предусмотрел сей архитектор! И конюшни, и каретные, и мастерские для ремонта карет, сбруи и всего прочего, все здесь же! И корреспонденция пересылается, как подобается, и перевозка людей соблюдается, как положено.

Безбородко повел рукой:

– Через главный южный въезд, сюда прибывают экипажи, а по бокам расположены конюшни и другие подсобные помещения. Дальше и жилые помещения для чиновников и прислуги.

– Не жалуются чиновники на жилье?

– Что вы, Ваше Величество! Напротив: не нарадуются! Сии дома весьма добротны и удобны!

Мимо, по мостовой, с шумом и грохотом, в разные стороны, пролетели три почтовых экипажа, оставляя за собой изрядную дорожную пыль.

– Кстати, государыня-матушка, – продолжал Безбородко, – как вы знаете, ямщики гонят лошадей по трактатам в разные концы нашей страны до промежуточных станций, меняя там лошадей. Однако не везде есть строения, приспособленные для стоянок и отдыха людей. Господин Львов начертал двух видов примерные прожекты почтовых станций для губернских и уездных городов, предусмотрев все удобства для приезжих и почтовых служащих. Стоит ли, по вашей мысли, разослать сии проекты, дабы сделать переезды наших поданных сподобнее?

Не раздумывая, государыня ответствовала:

– Конечно, Александр Андреевич! Пусть губернаторы озаботятся сими постройками: надобно, чтоб и у нас сия сторона жизни такожде была цивильной. А архитектору передайте от меня благодарность за заботу об отечестве своем.

Безбородко, подобострастно склонившись, счастливо растянув свои толстые губы, молвил: