Екатерина Великая. Греческий прожект

Екатерина не могла, а точнее, не умела с безразличием относиться к близкому своему окружению, будь то прислуга, фрейлина, подруга, фаворит или любимец. Она видела в каждом из них необычные таланты и способности. Зная ум и немалые способности своего любимца, Екатерина готовила своего Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова к должности вице-канцлера. Граф постоянно находился с ней во время приемов иностранных послов. Не далее, как намедни они вместе встречали вновь присланного вместо посла графа Луи Филиппа де Сегюра, поверенного в делах Франции господина Эдмона-Шарля Женэ, коий доложил, что весьма скоро прибудет посол Республики маркиз Рене Эсташ д’Осмонд, граф де Буатрон. Екатерина видела, что Александр на таких приемах весь – внимание и любезность, умел вести разговор весьма полезный для присутствующих собеседников. И оное весьма радовало ее. Радовало и то, что он каким-то образом сумел так построить отношения с Великим князем, что тот был весьма к нему благосклонен. Однако, значительная перемена в приватных с ним отношениях, отравляла ей жизнь. К тому же, враги графа Мамонова не переставали намекать ей на его измену. Екатерина положила сама убедиться в верности доносов.

Дмитриев-Мамонов сам тоже почувствовал, что Екатерина все знает и, предвосхищая вызов для объяснения, однажды утром, нарядившись в красный бархатный кафтан, коий особенно был ему к лицу, надев все ордена и бриллианты, явился к Екатерине. По его виду она поняла, что предстоит объяснение, и, готовая к разговору, сама заговорила о неожиданном для нее его охлаждении. Мамонов сначала, как делал оное и прежде, сослался на болезнь, а потом заявил, что он не достоин ее, но о своей любви к фрейлине ничего не сказал. После оной беседы, изрядно задетая за живое, Екатерина села к столу и написала Мамонову:

«Я старею, друг мой. Будущность твоя меня крайне безпокоит. Хотя Великий князь к тебе благосклонен, однако я крайне опасаюсь, чтобы завистники (а у кого их нет при дворе?) не имели влияние на его переменчивый нрав. Отец твой богат, я тоже тебя обаготила; но после меня, что будет с тобою, естьли я заранее не подумаю о судьбе твоей? Ты знаешь, что покойная графиня Брюс была лучшим другом моей юности. Умирая она мне поручила свою единственную дочь. Теперь ей 14 и я имею право распологать ея будущностию. Женись на ней, ты из нея образуешь себе жену по вкусу и будешь одним из первых богачей в России. Женившись, ты здесь поселишься, за тобою останутся все занимаемые тобой должности; ты будешь помогать мне по прежнему сведениями и умом, которыя, ты знаешь, я высоко ценю. Отвечай мне откровенно. Твое счастье – мое счастье».

Через полчаса Мамонов написал и отослал из из соседней комнаты записку:

«Дальше таиться нельзя. Должон признаться во всем. Судите и милуйте. На графине Брюсовой жениться не могу. Простите. Более году люблю без памяти княжну Щербатову. Вот будет полгода, как дал слово жениться. Надеюсь, поймете и выкажете милосердие и сострадание.

Несчастный, но вам преданный до смерти, А.»