Екатерина Великая. Греческий прожект

Людовик Бурбон получил свои финансы в весьма плохом состоянии. Министр финансов Неккер финансировал войну против Англии кредитами. В прошлом году расходы составляли более шестисот мильонов ливров, в то время как налоги приносили токмо пятьсот мильонов. Подняв традиционные налоги, которые в основном платили крестьяне, которые обвиняли двор в расточительности и привели взрыву терпения отчаявшегося народа и началу гражданской войны».

Екатерина, раздумывая, сожалительно вздохнула: «Что ж, все оные резоны достаточны для начала губительной революции. Жаль токмо, что придется расстаться с таким прекрасным человеком, как граф де Сегюр…».

Записки императарицы:

Цесарские солдаты, под Карансебешем, ложно извещенные о приближении турецких сил, устроили пьяное побоище, кое переросло в массовую бойню.

* * *

Екатерина была вне себя! Она токмо прочитала анонимное издание книги «Путешествие из Петербурга в Москву», кое принес ей камер-паж Александр Балашов. Он же назвал имя предположительного автора, ведь отдельные главы книги, где автор рассуждал о несправедливости крепостного права и других недостатках жизни в России, уже были известны публике. В каковое время сей глупец взялся сулить царице грядущие кары – в те дни, когда во Франции расплачивались за подобные, но куда менее жестокие решения Людовика и Марии-Антуанетты! Екатерина сузила глаза: стало быть, автор сей книги – Александр Радищев, директор Петербургской таможни. Еще и посвятил оное сочинение своему дружку, известному масону и мистику Алексею Кутузову, коего вместе с Радищевым двадцать лет назад она отослала в Саксонию, в Лейпцигский университет изучать юриспруденцию. Вот так-так! Вот она и благодарность! Она хорошо помнила сего бумагомараку, чуть ли ни с детских лет, когда он поступил к ней на службу после окончания обучения в Пажеском Корпусе. Среднего роста, хорош собой, с выразительными карими глазами, он удивительно напоминал Александра Ланского. При дворе все оную похожесть заметили. По ее просьбе, граф Лев Нарышкин прознал про него, что, как и Ланской, Радищев был нрава прямого и пылкого. В дружбе непоколебим, забывал скоро оскорбления, обхождение его было простое и приятное. Он отлично владел шпагой, ездил верхом и был прекрасным танцором. Екатерина видела его всякий раз на придворных балах.

Государыня давно поняла, что именно таковой тип молодого человека, притягателен ее аттенции. И ведь она сразу приметила пажа Радищева и благоволила ему. Она замечала за собой, как каждый раз видя его, такового похожего на покойного Сашеньку, у нее больно сжималось сердце.

Императрица отослала его на казенный счет учиться в Пруссию. Не каждому была дана таковая привилегия. Его ожидала прекрасная карьера. Чего ж ему не хватало? Зачем он пишет, как плохо жить на Руси, оскорбляя, тем самым ее, самодержавную императрицу? Естественно, как было тут не заподозрить очередной заговор.

Александр Мамонов, видя пасмурное лицо Екатерины, полюбопытствовал:

– В чем дело, государыня-матушка?

– Тут рассеивание французской заразы, – отрывисто бросила она своему любимцу. Не дочитав до конца книгу, приказала арестовать крамольца – Радищева, а такожде назначить следствие, кое было поручено главному следователю, Степану Шешковскому. Через три дни, в присутствии Безбородко, Храповицкого и Мамонова, она говорила в крайнем раздражении:

– Я не понимаю, чего не хватало оному сорокалетнему отцу семейства! Естьли память мне не изменяет, по возвращении из Лейпцига, Радищев сразу же был направлен служить протоколистом в Сенат – заниматься судебными делами. Потом он поступил на службу коллежским асессором в Коммерц-коллегию…

Она оглянулась на присутствующих секретарей.

– Президентом коей, – подсказал Безбородко, не без намека, – был брат княгини Екатерины Дашковой – Александр Романович Воронцов.

Екатерина сразу поняла его замечание:

– Вы думаете, опальный Александр Воронцов, мой тайный противник, повлиял на него? Но ведь я не мешала графу Воронцову делать достойную карьеру…

Екатерина посмотрела на следователя Шешковского. Степан Шешковский, откашлявшись, дребезжащим голосом, вставил свое слово: