Екатерина Великая. Греческий прожект

– Скорее всего, сие кончится тем, – сказал один из них, – что император Иосиф Второй бросится спасать свою сестру, направит своих австрияков во Францию. Быть войне. И ведь всем известно, кто мутит воду.

– Кто же?

– Некие Марат, Робеспьер, Деламон еще кто-то.

Все переглянулись, затем растерянно, вполголоса стали промеж собой переговариваться.

– Быть войне с австрияками… Марат, Робеспьер, Деламон… кто все эти люди? Кто-нибудь слышал о таковых? – вопрошал де Сегюр.

Сотрудники пожимали плечами и смотрели друг на друга в полном непонимании.

– А нас, следовательно, срочно отзовут, – довершил печальную новость де Сегюр. – Так что – собирайтесь… Что я скажу об оных событиях императрице Екатерине Алексеевне? – хватаясь за голову, вопрошал де Сегюр сам себя.

Никто ничего не отвечал. Понурившись, они разбрелись по своим кабинетам.

* * *

Известие, о разразившейся во Франции революции, для Екатерины стало полной неожиданностью. Точнее сказать, сия грозная новость прозвучала громом среди ясного неба. Екатерина долго не могла прийти в себя: со дня на день, она, гордая героическим шествием русского оружия, ожидала известия о полной победе над Портой, а тут таковые страшные события! Уставившись в одну точку, она раздумывала, что же может из себя представлять сия революция: бунт недовольного чем-то народа, какое-то восстание примерно, как пугачевское, гражданская война, али что-то иное? И, как назло, недавно уехал князь Потемкин! С кем она теперь обсудит возникшее положение во Франции? С Орловым – нет желания. И Мамонов вечно куксится, право, не ко времени!

Она спросила Безбородко, давно ли поступали депеши от посла во Франции, Ивана Матвеевича Симолина, на что тайный советник ответил, что недавно, но ничего особливого он там не узрел.

– Странно, – заметила императрица, – ничего особливого не заметил, а в стране революция, взята неприступная Бастилия! Что-то тут не так. – Может статься, сей немец, Симолин, предпочитает больше спать, а не бодрствовать?

– Государыня, а не послать ли нам ему письмо с гонцом?

Екатерина отвернулась к окну, подумав, сказала:

– Подождем до завтрева, а там и пошлем.

Рано утром был получен пакет из Франции. В восемь утра Безбородко был уже в ее дверях.

Дмитриев-Мамонов находился в кабинете императрицы.

– Читайте, – велела государыня, пока ей причесывали волосы.

Безбородко, развернув широкий голубой лист, принялся за чтение:

«Вчера вечером произошло восстание. Французская гвардия, соединившись с чернью, начала стрелять в отряд королевского немецкого полка. Отряд был выстроен на бульваре под моими окнами. Убиты два человека и две лошади.

На площади Людовика XV и во многих других кварталах – кровавые зрелища. Вот и сейчас, когда я пишу, стреляют под моими окнами, и я боюсь, что сия трескотня и шум продлятся всю ночь.

После захвата Бастилии толпа парижан собралась перед ратушей – Отель-де-Вилем, решая, что бы учинить далее.

Третьего же дни и вчера сожгли заставы на улице Бланш и в предместье Пуассоньер.

Все спектакли вчера были отменены по настоянию народа. Сегодни утром мне передавали, что ночь прошла неспокойно. Было нападение на главный штаб войск, помещающийся супротив меня, во дворце Ришель. Были стычки на Итальянском бульваре, на площади Людовика XV и на Елисейских полях. Стреляли из пушек. Надобно надеяться, что будет найден способ прекратить оные безобразия».

20 июля – депутаты Генеральных штатов от третьего сословия поклялись не расходиться допрежь не будет принята конституция Франции».

Мамонов, расширив свои роскосые глаза, вскочил с кресла и, прервав чтение, взволнованно произнес:

– Стало быть, революция во Франции свершилась, и королевская власть уничтожена?

– Не спешите, друг мой, – успокоила его Екатерина, – давайте дослушаем сообщение господина Симолина. Даст Бог, есть в нем что-нибудь не такое худое.