Екатерина Великая. Греческий прожект

– Ну, вот еще, Катенька! Стала бы я лить слезы из-за щенка неотесанного, коий ногтя твоего не стоит! К тому же – неблагодарного! Где таковое видано, чтоб лес по дереву тужил? Ты у нас лес, а деревьев, таковых, как Мамонов – несчетное количество, государынька наша!

Она замолкла на мгновенье, затем продолжила свои увещевания:

– Сдается мне, что голубь наш сизокрылый, на самом деле – ворона в павлиньих перьях. Да и, можливо, тебе все оное показалось, радость моя?

Екатерина, сдерживая слезы, молчала, глядя куда-то мимо.

Анна Никитична, нахмурилась:

– А прикажите мне, государыня, я все прослежу за ним, посмотрю из-за кого он стал таким несносным. Я быстро ему шею намылю! Как я, намедни, было, намылила вашей подруге, княгине Дашковой.

Екатерина, шмыгнув носом, с любопытством посмотрела на подругу:

– А что таковое стряслось? – спросила она, промокая глаза, вышитым своими руками, розовым носовым платком.

Нарышкина оживилась, грустные ее глаза посветлели:

– Ах, матушка, вы не представляете, что за оказия имела место намедни! Сей час тебе будет не до слез, напротив – посмеешься.

Анна Никитична удобно уселась около государыни и, ласково заглядывая ей в глаза, принялась рассказывать:

– Вчерась, наш непутевый боров со свиньей, подрыли забор и направились на дачный участок к соседке нашей, княгине Екатерине Романовне. Вы там, Екатерина Алексеевна, давно не были. Так вот, княгиня, надобно отдать ей должное, недавно сумела свой дом достроить, и разбить у себя красивый цветник. А наши свиньи, не долго думая, решили поживиться ее цветами. Княгиня, как раз, дома была.

Екатерина хмыкнула:

– Воображаю…

– Нет, голубка моя, не представляете…

– Что же она учудила?

– Ни много ни мало, приказала заколоть их!

Екатерина усмехнулась:

– Такая княгиня кровожадная!?

– Стало быть, да. Так вот… мой муж чуть было ее саму не убил… вы же знаете характер моего Александра.

– Да уж, не сахар, наш обер-шенк.

Екатерина подумала о странностях Нарышкина: в быту такой на вид неприступный мужчина, а в постели, судя по жалобам жены, ни рыба ни мясо. Бедная его жена до сих пор в том положении, в каком сама Екатерина была в начале своего замужества со своим законным мужем, покойным Петром Федоровичем. Но сие положение ее подруга переносила как-то легко.

– Одним словом, – бойко продолжала Никитична, – мой Сан Саныч сегодни подал на нее жалобу в Софийский нижний суд в управу Благочиния Петербурга. Говорит, ее цветы за шесть рублев не стоят наших свиней за восемьдесят.

Анна Никитична выразительно посмотрела на Екатерину, стараясь рассмешить ее.

Обе прыснули и засмеялись.

Все еще вытирая слезы, императрица с иронией заметила:

– И будут его превосходительство обер-мундшенк Нарышкин бесконечно судиться с ее сиятельством Екатериной Дашковой, Двора Ее Императорского Величества статс-дамой, Академии наук директором и прочая и прочая…

Анна Никитична, довольная тем, что отвлекла подругу от тяжелых мыслей о Мамонове, поддакнула:

– Загрызут друг друга. Оба не отличаются уступчивостью. Они и прежде из-за пяти пограничных саженей не здоровались, а теперь…..

Екатерина, загнув бровь, заметила:

– Крутой нрав княгини и неуступчивый – графа, вот дело и дошло до суда. Хоть бы не дошло до смертоубийства. Несчастные люди! – глубокомысленно заключила она, и в самом деле, забыв на время о своем любимце.

* * *

Великий князь Павел Петрович получил известие о смерти генерал-аншефа Петра Ивановича Панина, брата бывшего своего воспитателя, покойного Никиты Панина.

Сидя в гостиной Гатчинского дворца, среди своих приближенных, Павел Петрович, повесив нос, говорил, с опечаленным видом:

– Не могу поверить, что в Москве скончался Петр Иванович Панин! Брат моего наставника Никиты Ивановича! Я так был к ним обоим привязан!

– Скоропостижно скончался, никто и не ожидал, – скорбно поглядывая на мужа, с сочувствием в голосе, отметила Мария Федоровна.

Адмирал Григорий Кушелев с чувством большой потери, молвил.

– Каков был человек! Герой!

Павел Петрович, как будто сам себе, молвил:

– Из всех кого я знаю, едино Петр Иванович никогда не искал ласки перед императрицей и ее фаворитами. Мне известно, что он всегда смело и прямо изрекал свое мнение, и единый из всех сенаторов позволял себе открыто не соглашаться с государыней.

Секретарь наследника, Обольянинов, обратился к нему с утешительными словами:

– Ну, не унывайте, Ваше Императорское Высочество! Петр Иванович, как и Никита Иванович, много сделал для вас и России, пусть земля ему будет пухом! Таковых, как он, отечество никогда не забудет!

Комендант Гатчины, Сергей Плещеев, тоже посочувствовал: – Да-а-а-а. Не стало такого полководца!

– Что и говорить: таковых, как он мало в целой империи. Их – по пальцам перечесть. Взять хоть, нашего дипломата Якова Булгакова, недавно истребованного из Семибашенной темницы.

Кушелев смотрел в рот Великого князя. Услышав известие об освобождении Булгакова, он сокрушенно поделился:

– Сказывают, он жил в крепости в каморке, как медведь в берлоге, на пять шагов в течение всей войны.

– Восемьсот двенадцать дней.