Екатерина Великая. Владычица Тавриды

– Езжай елико возможно непоспешно, – наказал Потемкин кучеру, – тяжело усаживаясь рядом с Екатериной. – Чуешь, голубушка, каковые запахи кругом? – обратился он к Екатерине, как токмо они тронулись в дорогу.

– Обожаю запахи костров… – задумчиво молвила императрица.

Потемкин выглянул в окно.

– Вестимо, кругом убирают садовый мусор, сломанные зимой ветви.

Екатерина тоже смотрела в окно.

– Кругом свежая зелень. Красота! – молвила она еле слышно.

– Красота, лепота! – соглашался Потемкин, одной рукой обнимая ее за плечи. – Поедем к лесу, дабы твоя голова угомонилась, государыня моя, потом по городу, коли не утомишься.

– Как угодно тебе, Пирюшечка! – ответствовала слабым голосом Екатерина, склонив ему на плечо голову и закрывая глаза.

В город они возвратились, когда боль отпустила. Екатерина повеселела, Григорий тоже был доволен.

Проезжая мимо дворцов Воронцова и Шувалова за Невской перспективой, он засмотрелся на их поместья.

– Красивая усадьба у Ивана Ивановича Шувалова, – отметил Потемкин. – Кто его строил, не ведаю.

– Архитектор Савва Иванович Чевакинский, – отозвалась Екатерина, – при мне строили, кажется в пятидесятых годах. Красивое здание, но я не поклонница барокко.

– А мне нравится его главный фасад с выступами и полуколоннами. Приятно зрить.

– Сказывают, Шувалов продает его и даже уже известен покупатель.

– Продает?! А кто покупает? – спросил Потемкин, не отрывая глаз от панорамы за окном.

– Генерал-прокурор Александр Вяземский.

– Хм. Зная, что вы, голубушка моя, не любите барокко, он всенепременно будет перестраивать его, помяните мои слова! Токмо испортит весь вид.

– Отчего же, всенепременно, Гришенька? – засмеялась Екатерина и показала глазами на дворец Строганова, который как раз проезжали на пересечении Невской перспективы с рекой Мойкой. – Вот дворец – красавец! – восхитилась она.

– Да, тут ничего не попишешь! У Строганова отменный вкус! Да и Растрелли постарался.

– Мне нравится, что весь огромный дворец выдержан в таковом строгом стиле.

– Да. Дворец представляется парадным, понеже здесь много скульптурных декораций с кариатидами и картушами, обрамляющими окна, – комментировал Потемкин, как заправский знаток архитектуры.

Они уже проехали дворец, но Екатерина, дабы не отстать от «знатока», дополнила свое мнение:

– Мне нравится львиная маска над аркой проезда во внутренний двор здания. А какие произведения художников в его галерее!

– Любопытно, каковые же? – вопрошал Потемкин, насмешливо поглядывая на нее, уверенный, что она не вспомнит.

– Хочешь, дабы я перечислила их тебе? – уточнила Екатерина.

– Нет, коли не хочешь – нет.

– Отчего же? В его галерее представлены произведения Пуссена, Греза, Ботичелли, Мартини, Рембрандта, Ван Дейка, Бронзино, Тинторетто, Рубенса, Буше, Лоррена, и других мастеров живописи.

Лицо Потемкина с каждым названным именем, все более выказывало уважительное удивление. Перечислив всех, Екатерина остановилась, и он миролюбиво поведал:

– Я был у него лишь единый раз. Особливо мне понравились Арабесковый зал и Минеральный кабинет.

– Строганов – необыкновенный человек! Жаль, что толико времени он проводит в Париже с молодой женой. Ты ведь знаешь, что с первой он развелся из-за меня? – спросила Екатерина.

Потемкин, резко оторвавшись от окна, повернулся к ней.

– Что значит: из-за тебя?

Екатерина улыбнулась: паки повод к ревности!

– Они разъехались, как токмо я взошла на трон, – пояснила она. – Жена его, Анна Михайловна, урожденная Воронцова, дочь вице-канцлера, не потерпела, что Строганов был на моей стороне, а не на стороне императора Петра Федоровича.

Потемкин поморщился:

– Понятно: политика! Дочь опального канцлера, понятно, была за отца.

– Ну, как можливо было не любить умника и красавца Строганова? (она покосилась на Григория: не ревнует ли?) Через семь лет, – продолжила она, – в него влюбилась дочь обер-прокурора, красавица Екатерина Петровна Трубецкая, лет на двадцать младше его, с коей он теперь пребывает во Франции. Она родила ему уже двоих детей.

Карета подъезжала назад к Зимнему дворцу.

– Вот оно, – картинно воскликнул Потемкин, – самое красивое здание во всем Петербурге! И в нем живет моя красавица – императрица!

Екатерина порозовела. Улыбаясь, она отозвалась:

– Сей дворец, доподлинно красавец! Растрелли строил Зимний Дворец для единой славы Всероссийской! Жаль сей великий зодчий уже три года как почил в мире ином. У нас теперь творят Фельтен, Вален-Деламот и Ринальди.

– Что-то мне подсказывает, что Растрелли все ж никто не превзойдет, душа моя, – довольно категорично заявил Потемкин, целуя ей руки.

Екатерина неопределенно пожала плечами. Глядя на него светящимся взглядом, она, как пропела:

– Не ведаю, посмотрим, свет моих очей, Гришененок. Жизнь покажет…

Они немного помолчали. Пора было выходить из кареты. Екатерине не хотелось: сей же час у Григория появятся дела и она останется одна.

– Кстати, милый Гришенька, ты не знаешь, как губернатор Николай Корф в шестьдесят втором году избавился от ненужного стройматериала после завершения строительства Зимнего?