Екатерина Великая. Владычица Тавриды

Могло ли статься быть по-другому, коли он один мог быстро, с примерным результатом, упражняться делами, кои ей казались неподъемными и, которые она бы оставила до лучших времен. Он казался ей неким двигателем «перпетум мобиле», который заставлял вверенное ей государство развиваться во всех направлениях. Никакого застоя и раньше не было, но теперь все, казалось, бурлило в сумасшедшем течении событий. Рядом с ним каждый день сулил что-то новое и интересное. Ежели его, по какой-то причине, не было в Петербурге, день для нее казался, до обидного, серым и скучным, несмотря на то, что сама она всегда была окружена блестящими мужами не токмо по сути своей, но и по внешним данным. Молодых и не молодых военных, служащих, придворных сановников и других лиц во дворце всегда было предостаточно.

С самой первой их встречи ее привлек его почти двухметровый рост и красивое лицо. Екатерина не замечала, чтобы больной глаз его портил. Он, по ее мнению, токмо придавал ему паче мужественности. Перевязывая иногда черной лентой воспаляющийся глаз, появляясь на балах, приемах в таковом виде, он приковывал к себе восхищенные взгляды всех присутствующих, понеже выглядел весьма внушительно, и здоровый глаз его смотрел орлиным взором. Богаче его платья никто не надевал. Затмить он не мог токмо императрицу.

Первые минуты их появления сопровождались всегда некоторым параличом для придворных, настолько притягательна была их сиятельная пара. Как они шли, как сидели в кругу приближенных, как танцевали, как разговаривали друг с другом, все было предметом бесконечных обсуждений для присутствующих дипломатов, сановников, приглашенных гостей и придворных. И Потемкин, и императрица видели, каковое впечатление они производят на публику, и оное обстоятельство, естественно, в какой-то степени стало для них обыденным. Екатерина, по крайней мере, никогда не занималась самолюбованием. Все оное было мишурой, а ее главным желанием было чувствовать около себя, любящей женщины, настоящего, достойного ее, мужчину.

Прожив с Орловым десять лет, она ведала, каким прекрасным природным редким умом тот обладал, схватывая моментально суть проблемы, из которой он тут же находил выход. Но… его необразованность давала о себе знать. Другое дело с ее новым любимцем! Недолгие годы учебы в Церковной Семинарии и Московском Университете, любовь к книгам – дали свои плоды. С ним она готова бесконечно разговаривать на самые разные темы. А каковые послания он ей пишет! Из них Екатерина узнала, что она являет собой женщину неотразимой красоты. Потемкин постоянно говорил о ее прекрасных глазах, фигуре, царственной осанке, и паче всего, он восхищался ее умению держать себя.

– Фазан мой, – недоверчиво вопрошала она его, – неужто, ты и в самом деле считаешь, что нет более на свете женщины, умеющей, как ты внушаешь мне, так достойно держать себя?

– Ужели есть еще кто-то? Подскажи тогда, кто она. Поеду, полюбуюсь, сравню.

– Колико принцесс на свете, королев… К примеру, молодая и, сказывают, красивая королева Франции – Мария-Антуанетта, ее мать – императрица Мария Тереза…

При упоминании имени Австрийской королевы Потемкин рассмеялся:

– Уж не знаю – какая она. Но кажется мне курицей…

Екатерина ведала, что цесарская королева плевалась в ее сторону, считая развратницей, токмо и занятой тем, что меняла себе фаворитов. Желая выведать, как к оным разговорам относится ее любимец, она с опаской, но все-таки спросила:

– Отчего же, Перюша, ты так худо ее судишь?

Потемкин, выпятив губу, сказал пренебрежительно:

– А как она о тебе отзывается? Слыхивала? Что она о тебе может говорить! Что она знает? Неумная женщина не может быть красивой… для меня, по крайней мере.

Екатерина порывисто и нежно обнимала его.

Ни одна из их жарких ночей не проходила без его нежных нашептываний о ее женских достоинствах, так что в одно прекрасное утро, встав с постели невысокая Екатерина, вдруг почувствовала, как будто она стала выше, краше, притягательней. Словом – настоящей женщиной! Царицей мужских и женских сердец! Как говорил Потемкин: «Императрицей, каких не было и не будет!» И более об оном она не забывала. С того дня она являла собой все: государственную силу и власть, законодательницу, просветительницу и прочая, и прочая, но все в ней прежде всего являло женщину, кою невозможно было забыть. Она врезалась в память раз и навсегда. Многие влюбленные в нее мужчины, носившие в себе ее образ, готовы были отдать за нее жизнь безоговорочно. Обожающая ее Королева, токмо и успевала нашептывать ей, как смотрит на нее влюбленными глазами то один, то другой, а то сразу и несколько кавалеров сразу.

* * *