Екатерина Великая. Владычица Тавриды

Екатерина, сидя на постели с Томасом на коленях, разговаривала со своим секретарем, Сергеем Матвеевичем Козьминым. Увидев князя, статс-секретарь, кланяясь, согнулся в три погибели и живо исчез за дверью. Томас, спрыгнув с колен императрицы, подбежал к Григорию. Подхватив его, Потемкин приблизился к улыбающейся Екатерине.

– Ты сегодни совсем рано. Я и не ожидала тебя, свет мой очей моих, – проговорила она, взволнованно обнимая его.

– Я послушный раб твой, матушка-голубушка, – галантно ответствовал ей граф.

Утром, не обнаружив его около себя, едва прибрав себя, она писала:

«Гришенька, здравствуй. Сего утра мне кажется не токмо, что любишь и ласков, но что все сие с таким чистосердечием, как и с моей стороны. А надобно Вам знать, что заключения те, кои я делаю по утрам, те и пойдут правилами до тех пор, пока опыты не подадут причины к опровержению оных. Но естьли б, паче всякого чаяния и вероятья, ты б употреблял каковое ни есть лукавство или хитрость, то поверь, что непростительно умному человеку, каков ты, прилепиться к таким глупым способам тогда, когда ты сам собою – первый и лучий способ к обузданию сердца и ума пречувствительного человека на век. И напротиву того знаешь, что из того родиться бы могло ни что иное, как некоторый род недоверки и опасения, вовсе невместный с откровенностию и чистосердечием, без коих любовь никогда твердо основана быть не может.

Бог с тобою, прости, брат. По утрам я гораздо умнее, нежели по захождении солнца. Но как бы то ни было, а ум мой расстроен. И естьли сие продолжится, от дел откажусь, ибо не лезут в голову, и голова, как у угорелой кошки. Токмо стараться буду сию неделю употребить в свою пользу, а Бог даст мне рассуждение и смысл напасть на путь истинный. Вить я всегда была raisonneur de profession – резонер по роду занятий, хотя с бредом».

* * *

Три подруги-наперсницы Екатерины Алексеевны находились в Галерее драгоценностей Императорского Эрмитажа, в который раз рассматривая витрины, хранящие императорские регалии и некоторые бесценные вещи, кои выставлялись придворными ювелирами на продажу. Подруги желали выбрать к новогоднему празднику подарки из брильянтов. Им помогала смотрительница драгоценностей, хранимых в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца, камер-фрау Анна Константиновна Скороходова. Именно у нее хранились ключи от витрин, где находились императорские регалии и другие ценности. Алмазная комната в личных покоях императрицы играла роль своего рода выставочного зала, где ювелиры выставляли свои изделия. К вещам прикреплялись ярлычки с именем поставщика и ценой. Императрица и приближенные приходили и отбирали то, что им нравилось.

– Какая краса! – говорила с восхищением Протасова, рассматривая драгоценные изделия, близко наклонившись над короной императрицы.

– Слышала, во всем свете краше и богаче русской короны нет нигде, – заметила с гордостью Брюсша.

– Так и царицы таковой, как наша Екатерина Алексеевна, нигде не найти, – заявила с не меньшей гордостью Перекусихина.

– И скипетр изумителен, – сказала Королева, перейдя к другой витрине. – Особливо он будет хорош после того, как закрепят на наконечник, как того желает государыня, Орловский алмаз, коий подарил мой братец, князь Григорий Григорьевич императрице. Зрите, как хорош!

Все обратили свои глаза на большой и объемный сияющий алмаз желтоватого цвета.

– Да, такового точно во всем свете более нет, – заметила со вздохом Брюсша. – Никто таких подарков своему монарху, небось, не в состоянии подарить, а вот Светлейший князь Орлов смог. Купил его у богатого армянского купца Лазарева.

– Но, не смог князь умаслить сим алмазом Ея Величество, – сказала Перекусихина. Протасова поморщилась, но перевела разговор:

– Да и Держава хороша! – заметила она, склонившись над ней.

– Внушительная, – сказала камер-фрау Скороходова.