Екатерина Великая. Завершение Золотого века

«16 сентября, Яссы

Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Благодаря Бога я начинаю получать силы, хотя очень помалу. Но стреляние в ухо меня мучит. Такого году никогда не бывало: все немогут. Дом мой похож на лазарет, в армии в лазаретах больных 8 тысяч, да при полках 10 тысяч. Слава Богу, что не мрут. Турков жду чрез четыре дни. Много ожидаю плутовства, но я остерегусь. Описание всему, что было говорено с драгоманом и другими, пришлю с будущим курьером. Ей Богу, не могу написать, так голова слаба. Цалую ручки Ваши и по смерть

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

К Ришелье я послал все с Принцем Нассау. Иначе было не с кем. Да я его считал едущего в армию по его письму, но узнал от Сомбрюля, что он не поехал».

Екатерина, беспокоясь о князе, требовала от генерала Василия Попова частых писем. В середине сентября Попов, промеж прочего, сообщал императрице:

«Здоровье его Светлости при наблюдаемой им умеренности в пище час от часу становится лутче».

Болящий князь Потемкин занимался вопросом вывода армии через Молдавию, понеже гордые поляки не давали пройти им через Речь Посполитую. На радость врагам России, Австрийцы, воевавшие вместе с русскими, подписали мир с Турцией. Теперь вся Европа внимательно следила за ходом русско-турецких переговоров в Гуще. Венские газеты каждый день сообщали о состоянии здоровья Потемкина. В случае продолжения войны он снова должен был возглавить армию, в случае подписания мира ждали визита Потемкина в Вену. За две недели до своего дня рождения, чувствовавший себя непомерно усталым, терпя боли во всех внутренностях, князь Таврический писал Безбородко о планах с предстоящими переговорами, где заверял, что все его силы направлены на оное дело и себя он не щадит, хоть и устал, яко собака. В приписке, он попросил графа прислать ему китайский шлафрок: отчего-то ему пришло в голову, что он ему крайне нужон. Екатерина немедленно выполнила просьбу, добавив к халату шубу.

* * *

Екатерина была в отчаянье. Болезнь князя ни на минуту не приводила ее к мысли, что она смертельна, но то, что он испытывает сильные боли, было и для нее само по себе весьма болезненно. Она как бы ощущала его боль собственной кожей. Их тайный брак все такожде для посторонних не существует, на самом же деле, он никогда не прерывался, а токмо укрепился. И, хотя у каждого из них появлялись фавориты, все же их между собой отношения всегда оставались важнее всего и для нее и для князя. До Екатерины доходили слухи, что она, императрица, якобы нимфоманка, а он, покровительствуя ее пороку, играет при ней роль маркизы Помпадур. Екатерина иронически усмехалась: разве кто-нибудь додумается, что на самом деле, они есть два равноценных человека, делящих промеж собой управление огромной империей, два любящих человека искренне и трогательно заботящиеся друг о друге. По крайней мере, естьли говорить о ней самой, то все те, кто были после Григория Потемкина, просто делили с ней ложе, в то время, как Потемкин, на самом деле, царствовал в ее сердце, оставаясь ее супругом, другом и первым государственным лицом.

Как и все мужчины, ревнивый князь Потемкин, быв к тому же собственником, несмотря на их соглашение давать друг другу свободу, тщился добиться отставки каждого ее любимца, неугодного ему. Однако благоразумная Екатерина не обращала большой аттенции на его протесты, и отставила, по его требованию, токмо Александра Ермолова и то, лишь по причине, что вопрос был поставлен ребром, и была задета честь князя. Светлейший, не быв упрям, или мстителен, в конце концов, смирялся с ее упрямством, и дожидался времени, когда разрыв с ее любимцем наступит без его участия. И, как он и предполагал, наступал тот, желанный для него момент, когда Екатерина сама расставалась с очередным фаворитом.