Екатерина Великая. Завершение Золотого века

— А у него других не бывает, — прервала Нарышкину Протасова. Ему ж Марина Осиповна более рубля в день не дает…

Нарышкина, согласно кивнув, не отвлекаясь, продолжала:

— Торговец тогда говорит графу: «А разве, барин, с тебя рубль следует? Надобно два.» «А за что ж, голубчик?» — возразил граф. «Как за что? — возмутился торгаш. — За две пары живых цыплят. Ведь я говорил тебе: живые по рублю.»

Делая вид, что ничего не понимает, граф настаивал:

«Хорошо, душенька, но ведь я беру неживых, так за что ж изволишь требовать с меня лишнее?»

Молодец, явно озлившись, напомнил:

«Да ведь они были живые».

«Да и те, которых продаешь ты по полтине за пару, были также живые, ну я и плачу тебе по твоей же цене за битых».

«Ах, ты, калатырник! — взбесившись, завопил купец. — Давай по рублю, не то вот господин полицейский разберет нас!»

«А что у вас за шум?» — спросил тут же расхаживающий, для порядку, полицейский.

«Вот, ваше благородие, извольте рассудить нас, — смиренно отвечает Нарышкин, — сей купец продает цыплят живых по рублю, а битых по полтине за пару. Так, чтоб мне, бедному человеку, не платить лишнего, я и велел перебить их и отдаю ему по полтине».

— Ежели коротко сказывать, — рассказывала Анна Никитична, — полицейский вступился за купца и начал тормошить его, уверяя, что купец прав, что цыплята были точно живые и потому должен заплатить по рублю, а если он не заплатит, так он отведет его в сибирку. Нарышкин откланивался, просил милостивого рассуждения, но решение было неизменно:

«Давай еще рубль, или в сибирку.»

Екатерина и фрейлины затаили дыхание. Нарышкина, перевела дух, и, весело оглядывая их, завершила:

— Ну и вот… Тут Лев Александрович, как будто ненарочно, расстегнул сюртук и явился во всем блеске своих почестей, а полицейский, узрев сие, в ту же секунду вскинулся на продавца:

«Ах ты, мошенник! Сам же говорил живые по рублю, битые по полтине и требует за битых, как за живых! Да знаешь ли, разбойник, что я с тобой сделаю?.. Прикажите, Ваше Превосходительство, я его сейчас же упрячу в доброе место: этот плут узнает у меня как не уважать таких господ и за битых цыплят требовать деньги, как за живых!»

Выслушав сей забавный конец, фрейлины весело рассмеялись. Засмеялась и Никитична, но не императрица. Подруги тоже прервали свой смех, поглядывая на опечаленную государыню.

— Ну, и как они все-таки разошлись? — испросила Екатерина.

— Вестимо, матушка-голубушка, граф Нарышкин заплатил курятнику вчетверо и, поблагодарив полицейского за справедливое решение, отправился домой.

— Представляю, как он все оное рассказывал в лицах, — усмехнулась Екатерина. — Стало быть, прав граф: не все так ладно в Петербурге, как я себе думала, — молвила она.

На что Нарышкина порывисто ответствовала:

— Ну, ужели сие тако печально, голубушка моя, Екатерина Алексеевна? Москва не сразу строилась… Все у нас впереди, с таковой — то государыней!

Екатерина укоризненно улыбнулась:

— Не успокаивай меня, Аннушка! Я давно знаю, колико бы я не делала для нашей империи: все капля в море!

* * *

Суворов хотел послать с донесением к императрице своего боевого, огромного росту неутомимого генерал-лейтенанта Григория Семеновича Волконского, командовавшего второй дивизией армии. Но, все-таки отправил своего племянника, сына сестры, генерал-адъютанта князя Андрея Ивановича Горчакова. Молодой князь не жалел лошадей и прибыл в столицу в кратчайший срок с депешей от генерал-аншефа Суворова о победе, изложенной тремя словами: «Ура! Варшава наша!»

Получив пакет с донесением, Екатерина нетерпеливо его распечатала. Прочитав его, она тут же, присев за стол, написала в ответ еще лаконичнее: «Ура, фельдмаршал!». Однако, она не сразу отпустила князя Горчакова.

— Расскажите, князь Андрей Иванович, подробнее, как все происходило. Особливо, хотелось бы узнать и некоторые детали, кои вам известны. Я много знаю о сентябрьских событиях, но как все происходило в битве, после которой Костюшка попал в плен?

— Да, Ваше Величество, его, под фамилией Шиманского, теперь везут окольными путями в Петропавловскую крепость. Сие-то, что мне было велено передать вам изустно. Вместе с ним везут его близких соратников, Немцевича и Фишера.

— Позвольте узнать, генерал, какими же путями везут его? — поинтересовался, присутствующий в кабинете императрицы, генерал-прокурор Александр Самойлов.

— Через… Киев, Чернигов, Шклов, Витебск, Псков и Новгород.

— Ясно. — Самойлов, повернулся к императрице. — Мне бы хотелось, Ваше Величество, дабы сей вояка, Костюшка, написал на бумаге свою подробную биографию.

Екатерина Алексеевна согласно кивнула:

— Мне тоже любопытны обстоятельства его жизни. Не задерживайте, — государыня обратилась к обер-прокурору, — не задерживайте, Александр Николаевич, со следствием. Надеюсь, к весне вы его завершите.

Государыня, обернувшись теперь к курьеру, предложила ему кресло рядом с собой.

— Ну, а теперь поведайте нам о самом главном сражении, князь.

Разволновавшийся было курьер, удостоенный сидеть рядом с императрицей, успокоился и, сосредоточившись, принялся излагать: