Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Записки императрицы:

Изведала, что «Марсельеза» есть походная песня, ставшая национальным гимном французов. Сказывают, во Франции обстановка стала спокойнее. Теперь тамо управляет Директория с пятью директорами, дабы обезопаситься от появления нового Робеспьера. И двух палатным парламентом, коий избирается по имущественному цензу.

Валериан Зубов весьма плох, мучается ногой. Платон Александрович сказывал, отец его занемог и причина, прежде всего, в Валериане.

Орденом Святого Георгия 3-ей степени награжден полковник Псковского драгунского полка граф Петр Александрович Толстой.

За отличную храбрость, оказанную против польских мятежников, удостоенны орденами Святого Георгия 4-ой степени командир батальона Муромского полка Николай Алексеевич Тучков и капитан, князь Иван Леонтьевич Шаховской.

* * *

Вошел без доклада вальяжной походкой, разряженный в кружева и лиловый бархат, Платон Зубов. После приветствий и короткого разговора, Храповицкий, раскланявшись, удалился.

— Как дела, друг мой? — спросила Екатерина, устремив на него приветливый взгляд. Выглядишь усталым…

Зубов тяжело вздохнул:

— Пришлось поработать нынче.

— В связи с чем?

— Как тебе известно, был на Совете касательно восстановления крепости Владикавказ.

— Весьма важное дело, милый мой! И каково ваше решение?

Но прежде, чем услышать его ответ, она предложила:

— Давай, милый мой, пройдем в яшмовую комнату. Мне там всегда легче думается и хорошо отдыхается.

Платон с удовольствием согласился: он любил сей кабинет, облицованный, веселящими глаз, яшмами разных цветов: и темно красного цвета с зелеными прожилками, и чередующимися узкими полосками красного и зеленого цветов.

Усевшись на диванчик, Екатерина, в который раз за много лет, оглядев комнату, сказала:

— Люблю и зеленый и красный цвет. Они, как будто успокаивают душу.

— Красота всегда радует.

Екатерина одарила его ласковым взглядом:

— Как оно может статься, чтоб красота не радовала, красавец мой?

Платон Александровиж, надменно улыбнушись, склонился над ее рукой. Екатерина привычно пригладила его черные кудри.

— Так каково же ваше решение? — вернулась к расспросам императрица.

Зубов, не мешкая, ответствовал:

— Отправляем войска, будем восстанавливать крепости.

— Браво, Платон Александрович, вы изволили принять отменное решение!

— Стараемся, тщимся на благо отечеству и нашей императрицы, Вашего Величества! Кстати, — Зубов чуть помешкав, с некоторым недоумением полюбопытствовал:

— Известно мне стало, Екатерина Алексеева, вы изволили приказать удалить со двора графа Федора Гавриловича Головина?

— А вы бы оного не желали, Платон Александрович? — спросила, спокойно взглянув ему в глаза, императрица.

Платон, закинув ногу за ногу, поправил шейный платок:

— Мы, вообще-то, приятельствуем, государыня-матушка. Я с ним в весьма знатных отношениях…

— Понимаю, Платон, но ничем помочь сему тщеславному, злоязычному, страстно все критикующему молодцу, не могу. Беспрестанные его вмешательства в чужие дела, споры, выяснения отношений раздражают людей и меня в том числе. Чего ради я должна сподобиться терпеть таковое в собственном дворе. Он видом сокол, а голосом ворона! Пусть поточит свой язык при Неаполитанском дворе, я посылаю его туда посланником на место скончавшегося Павла Мартыновича Скавронского. Сказать правду, от покойного было там мало пользы, вот пусть тамо граф Головкин и покажет свой острый ум в полной мере.

— Жаль! С ним мне всегда было весело.

— Неужто? — Екатерина поправила на рукаве кружева. — Я ведаю одно: с кем поведешься — от того и наберешься. Для чего тебе таковой приятель? Мне мнится, он играет веселость, ведь известно, что «тому тяжело, кто помнит зло». Кстати, можливо, вы не знаете, Платон Александрович, но не успел Павел Скавронский умереть, как твой приятель, Головкин, уже острил, что жена покойного, Екатерина Васильевна, вовсе не станет горевать, живо найдет себе другого, якобы, даже знает кого! Мыслимо ли таковое поведение, таковое злословие? В чужом глазу сучок видит, в своем — бревна не замечает. Ты, чаю, ведаешь: «коли пришла честь — сумей её снесть». Он ее не снес. А ведь приехал гол, как сокол. Я его с братьями приютила, пригрела. Но со стороны сего красавца благодарности не увидела ни на грош! Язык его, враг его!

Зубов смущенно пожал плечом.