Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Нет, Екатерина не хотела оживать. Комната, где лежало ее тело, наполнялось людьми. Вбежала, с лицом белее снега, с испуганными и неподвижными глазами, графиня Анна Нарышкина. Кинувшись к телу, она схватила ее руки, прижала их к лицу и забилась в плаче и причитаниях. Протасова и Перекусихина оттащили ее. Почти все присутствующие, кто громко, кто тихо заплакали. Екатерина в печали заглядывала почти каждому в лицо, не выдержав их скорби, она вылетела из комнаты. Вдруг она увидела насмешливого и умного адмирала Александра Семеновича Шишкова, управляющего канцелярией Черноморского флота. Она любила его, понеже тот, как и она, не любил французов. Шишков возненавидел их, как он сказывал, за то, что они испоганили надписями новейшие греческие часовни, притом, что даже турки не делали таковых безобразий. Быв подчиненным Платону Зубову, и имевший привилегию входить во одну из трех его комнат в Зимнем дворце, он имел удрученный вид, понеже почувствовал, что в покоях императрицы происходит что — то необычное. В сей момент из кабинета Платона вышел грек Ламбро Качиони. При нем, как всегда в последнее время, был бидон с морской водой, которой он лечил ее, покрытые ранами, ноги. Екатерина видела, что смертельно бледный Ламбро двигался, как каковой-то механизм, никого не замечая перед собой. Узнав о тяжелом состоянии своей покровительницы, он явно был не в себе. Мысли его путались, и он был близок к обмороку. Было отчего! У них сложились самые теплые отношения, как токмо после войны он поселился в Петербурге. Качиони пользовался ее особым покровительством. Находясь при дворе, он предпринимал попытки сформировать подразделение из архипелагских греков, осевших в Одессе, сходственные с Балаклавским греческим батальоном, но тщетно: оные попытки, сожалительно, но не увенчались успехом. Поелику одесские греки были переведены в Балаклаву, где Ламбро Качиони возглавлял греческое войско. Екатерина хорошо помнила, колико раз, на просьбы грека Качиони, она отзывалась с доброжелательством. Как было не идти навстречу ему и всему греческому народу, живущему в пределах ее империи? Екатерину радовало, что большие отряды греков продолжали службу на Российском флоте, постоянно демонстрируя смелость, героизм и преданность новой Родине. Опричь того, Балаклавские греки несли кордонную службу на побережье и поддерживали порядок на полуострове. И вот теперь, сей друг, так близко принял к сердцу ее тяжелое предсмертное состояние. Она была уверена, что он сей час думает не о том, что теряет без нее многие ее милости, но думает о ней, как ей сию минуту худо. И, конечно же, он молится о ее выздоровлении. Екатерина услышала вопрос адмирала Шишкова:

— А что случилось, полковник?

Но Ламбро Качиони, погруженный в свои печальные мысли, явно ничего не слышал, ничего не понимал и ничего не ответствовал.

— Посмотри в зеркало, чудак человек: на тебе лица нет! — бросил ему Шишков. Но Качиони паки никак не отреагировал. Шишков беспомощно оглянулся, хотел подойти к кому-нибудь, расспросить в чем дело, но все бежали или быстро сновали мимо него. Екатерина видела, что проходящий мимо взлохмаченный секретарь, Адриан Грибовский, хотел что-то сказать адмиралу, но, с перепугу, не мог собраться и разомкнуть рта, точно так, как Шишков, вдруг невольно объятый непонятным ему самому страхом, не мог и слова молвить, дабы что-то спросить.

Екатерина оставила их, и глазами принялась разыскивать своего любимого внука. Где же он? Ведь она договорилась с графом Николаем Салтыковым, что естьли что сериозное случится с ней, он сразу пошлет за Александром Павловичем, а уж он, вестимо, знает, как поступить далее. Она полетела вниз над парадной Иорданской лестницей, засим взлетела под самый потолок длинной и величественной Лоджии Рафаэля. Как ей когда-то хотелось близко разглядеть ее росписи и вот — пожалуйте: все они перед ее глазами! Каковые прекрасные копии фресок из Ватиканского дворца! Она посмотрела направо и налево. Ах, каковой прекрасный вид на Зимнюю канавку и Эрмитажный театр! На секунду она все же заглянула в внутрь Эрмитажа, где прошли тысячи Больших и Малых собраний с малознакомыми и приближенными людьми. Колико разнородных сцен имевших место здесь пролетело пред ее глазами! Глаза задержались на одной из картин Рубенса, где одна из изображенных женщин всегда напоминала ей её собственный образ. Она перевела глаза на «Святое семейство», подумала: у нее никогда никакого семейства не было, а как желала она его!

* * *