Случай, коим по молодости моей и тогдашнему моему легкомыслию удален я стал по несчастию от вашего Величества, тем паче горесная сия минута совершенно переменить могла ваш образ мыслей в разсуждении меня, а одно сие воображение, признаюсь вам, без престанно терзает мою душу. Теперешенее мое положение, будучи столь облагодетельствовано вами, хотя было бы и наисчастеливейшее, но лишение истиннаго для меня благополучия вас видеть и та мысль, что Ваше Величество, может быть совсем иначе изволите думать, нежели прежде, никогда из головы моей не выходит. Страшусь, чтоб пространным описанием о всем касающемся до меня, вас, всемилостивешая государыня, не обезпокоить, но позвольте уже мне открыть теперь прямо сердце мое и мое настоящее по сей день положение. Вашему Величеству известное всем бывшая моя преданность к покойному кн. Григорию Александровичу; изволите знать и то, колико у него было недоброжелателей. Многие, знавши мою с ним связь, и по сие время меня от того ненавидят; то, не имея той лестной надежды, что Ваше Величество по особому своему милосердию мне покровительствовать будете. Чего остается мне ожидать? И со всеми моим рвением без того возможно ли, чтобы я нашел случай доказать всем, как бы я желал от всей искренности души моей, ту привязанность к особе вашей, которая верьте мне с моейю токмо жизнею кончится.
Отъезжая сюда, я принял смелость вопросить вас, Всемилстивейшая государыня, когда и каким образом угодно вам будет, чтоб я приехал в Петербург? На сие благволили вы мне сказать, что как я знимаю несколько знатных мест, а особливо будучи ваш генерал-адъютант (сии точныя были ваши слова) мне можно со временем к должностям моим являться и в оные вступить.
Первые годы моего здесь пребыания я был болен, теперь же уже здоровье мое поправилося; но есть ли возможность без особаго соизволениявашего принять мне дерзновение пред вами предстать. В заключение сего приму смелость доложить Вашему Величествуи то, что я, небезъизвестно вам самим, не имею теперь в Петербурге не токмо друга ниже какой с кем связи. А, могу разве встретить людей мне недоброжелающих. Но сия причина меня остановить не может, естьли на то будет Ваша воля…».
Екатерина не стала более слушать:
— Какие долгие письма он удумал писать. И об чем? — молвила она в раздражении.
— Желает возвратиться…
— Для чего? Кому он здесь нужон?
Екатерина нервно встала, прошлась по комнате.
— Вот как ему ответствовать, Александр Васильевич, дабы и не обидеть, и дать ему почувствовать, что его письмы меня докучают?
— Естьли изволите…
— Слушаю вас, Александр Васильевич.
— Отпишите ему, что ему надобно посидеть на месте еще один год. А там видно будет.
Екатерина усмехнулась:
— Напишите ему, друг мой, от моего имени… Понеже нет у меня ни времени, ни желания ему ответствовать.
* * *