Эхо

Помнится, за полгода до свадьбы они, сидя в только что отремонтированной квартире, обсуждали, кто и чем будет заниматься по хозяйству. В доме еще витал смешанный запах штукатурки, краски, клея и пластика, кое-где из розеток торчали обрывки проводов, в углу были свалены остатки стройматериалов, через новую занавеску, которая лишь наполовину закрывала окно, лился яркий свет уличных фонарей, все говорило о том, что вот-вот здесь начнется новая жизнь. Чтобы сберечь ее руки, он предложил отвечать за готовку и мытье посуды. Она сказала, что тоже не может бездельничать, а потому будет отвечать за покупки, уборку и стирку. Тогда он добавил, что также возьмет на себя мытье окон и занятия с детьми. Она же пообещала родить этих самых детей.

Но потом из-за перегрузки на работе все ее обязанности, кроме рождения детей, легли на его плечи. Хотя она перестала касаться домашних дел, на проявления нежности не скупилась, более того, всегда сама проявляла инициативу, словно одаривая его неожиданным и высоким гонораром, и тогда он вмиг забывал о всякой усталости. Из-за того, что она была очень щедрой на поцелуи, он в шутку называл ее «песиком», а она его – «скелетиком», имея в виду, что из-за ее бесконечных лобызаний от него скоро останутся лишь гладкие косточки.

Вспомнив об этом, Му Дафу потрогал свою щеку, словно его только что туда чмокнули, потом слегка улыбнулся, боясь, как бы его чересчур бурная реакция не спугнула прекрасные воспоминания.

– Чего лыбишься? – спросила Жань Дундун.

Он оставил ее слова без ответа, словно сохраняя за собой право молчать во время допроса. Он думал о том, как же прекрасны мысли о былом, благодаря им он мог забыть, где и с кем находится сейчас. Отстраненный вид мужа насторожил Жань Дундун: ей подумалось, что он какой-то уж слишком покорный, в конце концов, он все еще был ее супругом, а значит, до развода они оба имеют полное право обладать друг другом. И все-таки ей не хотелось идти на попятную, она надеялась, что, когда затянувшееся молчание перейдет критическую точку, их общение наладится само собой. В конце концов, она пришла сюда не для того, чтобы дуться. Тем не менее именно с ее подачи дружеский ужин неожиданно перерос в ссору, и за это она себя ненавидела.

Проблемы в их личной жизни начались пять лет назад, в тот год ее повысили до замначальника отделения уголовного розыска и тогда же поручили расследовать «Дело Жэнь Юнъюна». Оно было закрыто лет десять тому назад, но после ее повторного расследования проходящий по делу «самоубийца» было признан «убитым». Три года назад она успешно расследовала «Дело об исчезновении Лян Пина», которое было отложено в долгий ящик за пять лет до того. Время от времени она начинала рассказывать мужу про психологию убийц и жестокие методы убийств, в такие минуты у Му Дафу мороз шел по коже и пропадал аппетит. Ему казалось, что вместо Жань Дундун перед ним сидят сами убийцы, вселившиеся в ее тело.

Благодаря двум раскрытым делам она прославилась, но за это время в ее теле и разуме успели произойти тонкие перемены, которых она сама не осознавала. Она перестала уделять внимание мужу, даже Хуаньюй утратила для нее прежнее значение, у нее словно произошла смена приоритетов. К примеру, она прекрасно помнила все детали и даты, связанные с каким-нибудь преступлением, и при этом забывала о том, что должна что-то купить, встретить из школы дочь или посетить семейное застолье. В кульминационные моменты раскрытия дела она порой даже забывала, как зовут ее собственного ребенка. Он же не мог понять, из-за чего это происходит: из-за перенапряжения или из-за хитросплетений конкретного дела.

Так или иначе, они все меньше уделяли время друг другу, их физическая близость практически сошла на нет. В глазах других она по-прежнему оставалась такой же вежливой, любезной и элегантной, однако для мужа она стала мнительной, нервной и взрывоопасной; теперь она не смотрела на него, а буквально пронзала взглядом насквозь, точно он тоже был подозреваемым.

– Знаешь, зачем я тебя позвала? – нарушила она молчание.

– Напала на след убийцы, – ответил он.

– Как ты догадался?

– Ты же говорила, что у тебя появятся силы заниматься разводом только после того, как раскроешь дело.

Неожиданно слово «развод», прозвучавшее из его уст, сильно ее покоробило. Что по форме, что по звучанию оно показалось ей каким-то дубовым и гадким. Если развод как действие она принимала, то само это слово признавать никак не хотела, словно вреда от него было куда больше.

Немного помедлив, она произнесла:

– Убийца не пойман, пойман пока что насильник.

– Раз убийца не пойман, то мы не можем говорить о… – Ему тоже претило это слово.

– На самом деле, насильник и есть убийца, рано или поздно он сознается.

– Тогда, чтобы тебе не отвлекаться, подождем, когда он сознается.