Эхо чужих желаний

– Нет уж, спасибо, – твердо сказала Джози.

– Но это и есть мой тебе совет.

– Я сказала, чего хочу. Легко давать советы и рассуждать о независимости, когда у тебя есть муж, ребенок, а еще на тебя пялится Джерри Дойл.

– Хорошо. Я отвезу тебя к нему домой, и ты подсунешь под дверь письмо: «Дорогой Мартин, я вела себя глупо. Наверное, хотела понять, насколько я тебе небезразлична…» Что-то в этом роде. Не надо заискивать, настойчиво извиняться, но ершиться тоже не нужно. Давай напишем письмо вместе, если хочешь…

– Я не думаю, что Джеймс Нолан когда-нибудь…

– Согласна. Я бы тоже не стала на это рассчитывать.

Две недели спустя Джози и Мартин купили кольцо, украшенное тремя бриллиантами.

– Ты гений, Клэр, – выдохнула Джози через несколько дней после помолвки.

– Да, так и есть, – согласилась Клэр.

К сожалению, Клэр не могла дать гениальный совет самой себе.

Она презирала женщин, которые заигрывали с мужчинами. В те пьянящие дни, когда они с Дэвидом были так влюблены, что Дублин казался им декорацией к спектаклю, они часто смеялись над кокетливыми позами женщин и подтрунивали над мужчинами, готовыми по глупости заглотить наживку. Они поклялись всегда рассказывать друг другу о собственных чувствах – прямо и без обиняков. Другому давалось десять минут, чтобы расстроиться, но после этого он или она должны были вспомнить, что их связывает истинная любовь, которая встречается раз в сто лет, и что откровенность является неизменным условием этих особых отношений.

Клэр задавалась вопросом, что выйдет, если они вернутся в Дублин и будут снова носиться в пальто под дождем. Зимой и весной тысяча девятьсот шестидесятого года им было легко разговаривать, зимой и весной шестьдесят второго они утратили это навык.

Однажды она написала Дэвиду письмо. Длинное письмо, в котором вспоминала всю их предысторию. А перечитав, увидела, что оно напоминает список упреков и жалоб, – и порвала.

Клэр пыталась поговорить о своих чувствах с отцом Дэвида. Очень уклончиво. Но вскоре поняла: старик уверен, что между молодыми супругами все хорошо. Он признал, что после рождения ребенка Клэр какое-то время пребывала в подавленном состоянии и это было совершенно нормально с учетом всех обстоятельств. Теперь он не видел угроз семейному счастью сына. Разубеждать старого доктора Пауэра было жестоко и бессмысленно.

Снова засесть за книги оказалось очень трудно. Почти невозможно.

Клэр написала письмо неунывающему наставнику, который некогда признался, что не ожидал еще раз увидеть подопечную. Она предположила, что он, вероятно, слышал, что произошло в тот день, когда она была готова сдавать выпускные экзамены. Клэр сообщала, что теперь, когда ребенку исполнилось почти полтора года, она хотела бы вернуться к занятиям. Вскоре пришел ответ: нужно подать официальное заявление, но, по мнению наставника, проблем не возникнет, как только вскроются столь драматические факты. Преподаватель восхищался решимостью Клэр начать все сначала, ведь за восемнадцать месяцев она, должно быть, отвыкла от занятий. Он просил непременно связаться с ним, как только Клэр окажется в Дублине.

Вот и все. Другого способа обрести прежнее состояние духа и образ мыслей не было. Клэр заглянула в свои записи. Неужели она была такой умной? Неужели это она написала целые абзацы под заголовком «Основы» на левой стороне каждого двойного листа, приведя на другой стороне цитаты, ссылки и подробности? Вероятно, она когда-то все это знала? Знают ли это те, кто сейчас учится в Дублине?

Возможно, ей стоит отправиться в Дублин на несколько дней? Это приблизит ее к цели?

Клэр обсудила этот вопрос с Дэвидом. По мнению мужа, ей следовало ехать.

Она думала остановиться у Эмер и Кевина – родителей Дэниела, который, должно быть, вымахал в настоящего исполина. Им не терпелось взглянуть на Лиффи, они видели малышку только на крестинах. Приедет ли Дэвид? Хотя бы на пару дней?

Нет, Дэвид ответил, что не может. Сейчас худшее время для отъезда. Старики болеют пневмонией. Но он будет рад, если Клэр поедет, правда, очень рад.

– Ты охладел ко мне? – беззлобно спросила Клэр в тот вечер.

– Что за чушь? – удивился Дэвид. – Ты дуешься, потому что я не могу поехать?

– Нет, конечно. Я спрашиваю в более широком смысле.

– Я не охладевал к тебе, милая. С чего бы мне это делать?

– Не знаю. Разве кто-то может объяснить, почему люди любят или не любят других людей?

Клэр стояла на том самом месте, где услышала, как из-за кухонного стола похожие слова произнес Джерри Дойл. Она поняла, что бессознательно повторила вопрос Джерри, и едва заметно вздрогнула.

– Что ж, я знаю. Я знаю, что люблю тебя. Вот так.

– Ты счастлив?

– А что такое счастье? – пожал плечами Дэвид.

– Наша комната начинает напоминать пещеру Эха, – сказала Клэр. – Год назад ты спрашивал, счастлива ли я, когда объяснял, что я не сошла с ума.

– Очень трогательная история. Что же ты ответила?

– Разве ты не помнишь?