Эхо между нами

– Есть ли что-нибудь, что, по-вашему, я должна знать?

Я жду еще немного, а потом выключаю диктофон. Отойдя от мостика к костру, я свечу телефоном, чтобы найти запись и воспроизвести ее. Сойер тоже ушел с моста, но он стоит почти у того же края, с которого я свалилась, и от этого меня бросает в дрожь. Как будто у него нет чувства самосохранения.

Я включаю воспроизведение и слушаю свой первый вопрос – нет ответа. Затем слушаю второй – тоже ничего. Наконец, слушаю третий вопрос и вздрагиваю, как будто меня ударило током. Я снова включаю запись, слушаю, и мои руки дрожат от волнения.

Я: «Есть ли что-нибудь, что, по-вашему, я должна знать?»

«Ему очень больно», – шепчет чей-то голос.

Сойер

Вероника смеется, когда я пританцовываю на водительском сиденье. Уже поздно, и мы оба вымотаны. Я люблю танцевать. Это то, чего большинство парней избегают, но меня не волнует чужое мнение о том, как я двигаюсь под музыку.

Закончив хихикать, Вероника снова подпевает песне и тоже выполняет какие-то движения на пассажирском сиденье. Я бы с удовольствием с ней потанцевал. Держу пари, мы вдвоем взорвали бы танцпол.

Я сворачиваю на главную улицу, и песня заканчивается. Она расслабляется в своем кресле и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. После неожиданной речной ванны ее волосы высохли, но стали дикими и непослушными. Даже в темноте ночи она напоминает яркое солнце, и у нее, как ни у кого другого, всегда находится способ расслабить меня. Есть что-то успокаивающее в ее присутствии, и это то, чего я хочу больше всего.

– Завтра я собираюсь загрузить запись с диктофона и посмотреть, смогу ли замедлить ее. Иногда призраки общаются на другой частоте, не как люди. Может быть, это поможет нам услышать то, чего мы раньше не слышали.

Я думаю, что она будет очень разочарована, но готов помочь. Честно говоря, мне просто нравится быть рядом с ней.

– Ты все еще пытаешься убедить меня, что призраки разговаривают с тобой через диктофон?

– Я не убеждаю тебя, Сазерленд. Я доказываю. И ты же сам слышал призрака.

– Я слышал что-то. – Запись была тихой и бессмысленной. «Ему очень больно». Что это значит?

– Ты услышишь его лучше, когда я прогоню запись через компьютер. И что ты собираешься делать, когда я докажу тебе, что призраки реальны?

– Наверное, буду валяться в углу, а потом плакать перед сном каждую ночь.

Она смеется, и я улыбаюсь.

– Напиши мне, когда будет готова запись, и, если ты не против, я присоединюсь, – говорю я.

– О’кей. Ты должен взять с собой Люси. Мне нужна помощь, чтобы сделать больше индеек, и еще мне нужно делать украшения к Рождеству. Думаю, оно наступит в октябре.

Вероника делает это уже много лет – отмечает праздники в странные, неподходящие для этого дни. И дело не только в том, что она празднует их одна и это каким-то образом становится известным всем. Она сама делает все возможное. Наряжается, украшает свой шкафчик, украшает шкафчики своих друзей, даже раздает подарки учителям. Когда она была младше, то иногда раздавала приглашения людям, которые совершенно точно не придут. Вместо этого они издевались над ней, делая ее объектом насмешек на протяжении многих недель. Когда это утихало, она снова делала что-то безумное.

– Люси это понравится, – говорю я, и это чистая правда.

Я хочу спросить Веронику, почему она это делает, но не буду, чтобы не испортить настроение. Сегодняшний вечер был одним из лучших в моей жизни за последние месяцы, и я не хочу это менять.

– А ты не хочешь пойти со мной? – спрашивает Вероника, когда я сворачиваю на нашу улицу. – На День благодарения. Он через неделю. Папа приготовит огромную индейку, а я приготовлю всякие другие блюда, вы обязаны попробовать наши десерты. Если хочешь, можешь взять с собой Люси и маму. Папа не будет возражать. На самом деле он, вероятно, хотел бы познакомиться со всеми вами, раз уж вы живете внизу.

Она надувает губы, и все мое внимание приковано к ней.

– Вообще-то было бы здорово, если бы ты пришел. Поскольку папа часто в командировках, он многое мне позволяет делать самостоятельно и доверяет мне, но он также ждет от меня честности: рассказов, что я делаю и с кем. Он захочет встретиться с тобой.

И она так смотрит на меня из-под длинных ресниц, что становится неважно: какой бы вопрос она ни задала, ответ будет один.

– Конечно. – Пауза. – Но мама вряд ли сможет прийти. Она постоянно в разъездах по работе, даже по субботам, но мы с Люси обязательно придем.

Она обезоруживающе улыбается.

– Отлично! Это будет так весело! Мы поиграем в игры, и у нас есть особая игра: вопрос за обеденным столом, на который каждый должен ответить, а еще там будет пирог! Так много пирога, что вы с Люси подумаете, что умерли и попали в рай.

Я подъезжаю к ее дому и чувствую одновременно грусть и волнение. Что-то незнакомое мне. Я еще не готов к тому, что эта ночь закончится. Но уже поздно, у меня комендантский час, и, несмотря на самую красивую улыбку, Вероника выглядит так, будто ей нужно проспать целую неделю: под ее глазами залегли темные круги, а кожа слишком бледная.